Александр Лидин - Пески смерти

Да тут еще одно странное событие случилось. Не знаю, как и описать его. Ближе к вечеру набежала пара тучек. Пролилась легким дождиком и тут же исчезла. Ну, нам тот дождик лишь в радость, однако дело не в этом. Над тем отверстием, через которое мы на крышу выползли, ни одна капля не упала. Мы со Степаном специально смотрели. Словно кто зонт над дырой держал, только зонта никакого на самом деле не было.

За день случилось многое, так что теперь я не знаю, останемся мы в живых или нет. Единственная надежда на то, что какая-то из наших частей пройдет неподалеку от храма, благо дорог тут мало, а воинские части по дорогам в основном движутся. Иначе мы погибли.

Но начну по порядку.

Утром, когда я проснулся, первым делом подполз к краю крыши и проверил японских часовых. Все на местах, храм охраняют. А может, ждут, пока мы сами отсюда не выйдем. Только долго им тогда ждать придется. А потом глянул — Степана-то нигде нет, а веревка наша самодельная привязана и вниз в отверстие в крыше спущена.

Выходит, что Степан, пока мы спали, в одиночку назад в храм полез. Интересно, что ему там понадобилось? А может, врагам сдаться решил и нас сдать? Вот так я сначала подумал. А потом решил, что нельзя о людях плохо. Ничего такого Степан не сделал, чтобы я вот так впопыхах его в предатели записывал.

Посидел я, прикинул, что к чему. Парни пока спали, и я решил их не будить. Солдат спит — служба идет. Вместо этого положил одному из них под руку винтовочку, проверил оба кинжала, что со стены в храме позаимствовал. Острыми они были как бритвы и легко из ножен выходили. После перекрестился да и полез назад в храм по веревке. Надо же узнать, чем там Степан занимается.

Спустился я осторожно, смотрю, рядом с саркофагом на полу кувшин какой-то стоит и миска с овощами, а в дальнем углу какая-то тень колышется.

Я кинжал достал, подкрался и уж только локтях в трех распознал, что то Степан. Он спиной к саркофагу стоял, прямь за изголовьем, и какую-то штуковину выломать из стены пытался. Ну, я кинжал убрал, прокашлялся.

— Мародерствуем? — спрашиваю.

А Степан как встрепенется, метнулся, свой револьвер вскинул.

— Да ты поосторожнее, — говорю. — Я это, Гришка.

Он револьвер тогда опустил.

— Сам вижу, кто таков. Чего с крыши слез?

— Посмотреть, что ты тут творишь.

— А что творить-то? Вон жратвы раздобыл, только одному мне ее наверх не поднять.

— Где? — удивился я.

— Эко вы, вашблагродие, недогадливы. Вот вчера мы внизу монаха трясли. А ночью я и подумал: а чего этот монах с нами остался, к японцам не вышел? Ведь его-то, своего, они бы наверняка не тронули. Раз не вышел, значит он или нас боится, или… Но что он нас боится, я сразу отмел. Не похоже вчера было, чтобы он так уж слишком струхнул. А раз так, то и выходит то самое «или»… Как я до этого в мыслях своих дошел, так сразу сюда вниз спустился. Вначале храм осмотрел — там никого. Но где-то же этот желтожопый должен быть. Осмотрел ниши повнимательнее, и глядь… в одной из них лестница вниз ведет. Ну, спустился я — там келья огромная, запасов жратвы пруд пруди, а посреди кельи из камня фонтанчик бьет. И еще три старичка — один наш — в оранжевых тогах статуями сидят. Вот, думаю, в чем дело. Ну и позаимствовал у них еды и воды. Теперь вот только наверх поднять бы.

— Это хорошо.

Я к саркофагу вернулся, кувшин взял, хлебнул. Вода свежая, ледяная. Мигом жажду утолил.

— В самом деле здорово ты это, Степан, сообразил. Я бы ни за что не догадался.

— Да нет, вашблагродие, тут дело несложное. Человек ведь, он — хоть разбойник черножопый, хоть монах — жрать и пить хочет. Без этого никуда. А раз так и старик второй вход нам не показал, то запас у него где-то быть должен. Вот я на поиски и отправился.

— Все равно молодец, — и я еще раз хлебнул из кувшина. — А у стены чего терся?

— Да тут… — начал было Степан, но замялся.

— Говори…

— Да тут одна штуковина забавная… — он шагнул в сторону. Я пригляделся. На стене среди золотистых узоров выделялся зеленый камень. Он словно светился изнутри и был прикрыт лепестками узора, так что если глядеть на него издали, казался светящимся осьминогом. Странное украшение.

Я шагнул ближе, словно загипнотизированный, хотел было коснуться странного камня, но тут сверху через дыру высунулась голова одного из наших солдатиков.

— Эй? Вы где там? — в голосе слышались нотки страха, словно солдат решил, что мы бросили всех, найдя способ улизнуть из храма.

Но мы быстро успокоили наших товарищей по несчастью. Потом передали им кувшин и овощи. Блюдо не прошло через отверстие и пришлось перегружать его содержимое вручную. Так как отверстие располагалось довольно высоко, процесс затянулся. На всякий случай мы решили было запереть дверь в усыпальницу, но не тут-то было. Мало того, что открывалась она внутрь, так еще засов был сделан с другой стороны, словно жрец хотел запереть кого-то в самой усыпальнице. Это мне сразу не понравилось, но тогда я не стал задумываться, зачем все это сделано.

После того как все трофеи Степана передали наверх, я вернулся к странному камню. Вначале я попытался отогнуть кованые пластины, которые и придавали камню сходство с осьминогом, и вынуть его из оправы. Потом я попытался подцепить его кинжалом и вытащить из стены, но мне это не удалось.

Вместо этого я глубоко вдавил камень, и тут за спиной у меня что-то страшно заскрипело. Я обернулся. А дальше все было словно в страшной сказке…

Сейчас, пытаясь описать случившееся, я вновь задаю себе вопрос: а не пригрезилось ли мне все это? Быть может, это был сон или галлюцинация, вызванная солнечным ударом, — слишком долго я пролежал вчера на раскаленной крыше, вот солнце Гаоляна и расплавило мне мозги.

И все же…

Когда я надавил на камень, так надавил, что он ушел в стену на добрую пядь, крышка саркофага разошлась в длину на две половинки, и эти половинки со страшным скрежетом раздались в стороны. Я был слишком далеко, чтобы заглянуть в саркофаг и приметить, что там происходит, но инстинктивно взял кинжал наизготовку, готовясь отразить нападение невидимого противника. А вот Степан стоял к саркофагу много ближе моего.

Разглядев, что внутри, он вскрикнул, отступил на пару шагов и вскинул револьвер.

Новый неприятный звук, чавкающий, словно разрывали гниющую плоть, и покойник сел в гробу. Однако он не был похож на обычных людей. Был он точной копией твари, выбитой на крышке саркофага, — человек с осьминогом вместо головы.

Степан вскинул револьвер и надавил на курок Три выстрела в замкнутом помещении прозвучали оглушительно, но тварь словно и не замечала пуль, которые одна за другой впивались в нее. Я, должно быть, закричал, а может, только хотел кричать. Так или иначе, в первые мгновения я застыл, парализованный страхом. Мне бы прийти на помощь Степану, но я не мог. Мое тело попросту не слушалось.