Андрей Дашков - Звезда Ада

Чуть позже Хемис был похищен группой разорившихся ренегатов, требовавших у баснословно богатого ордена выкуп за освобождение генерала. Поговаривали о том, что Алфиос сам подстроил это похищение, и Люгер не исключал такого варианта событий.

Офицеры ордена не спешили платить за похищенного генерала, и, видимо, потом кто-то намекнул Хемису на это обстоятельство, сыгравшее немаловажную роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во всяком случае, именно Алфиос спас жизнь Хемису, воспользовавшись своими связями с преступным миром Фирдана, и, кроме того, захватил похитителей.

Все они бесследно исчезли еще до прибытия генерала в тюрьму ордена, а Хемис, человек строгих правил и, наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь к унаследованию своего положения. Конечно, наступившая вскоре смерть Хемиса могла вызвать кое-какие сомнения у непредвзятого наблюдателя, но если бы таковой и нашелся, он счел бы смертельно опасным искать подтверждение своим подозрениям…

Люгер остановился перед крайней нишей, в которой находилась только одна восковая фигурка, заключенная в сложный многоугольник, обозначенный на камне золой. Он увидел, что у фигурки нет лица. Что-то неодолимо притягивало к ней его внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался ею. Фигурка была раскрашена в цвета его рода…

Стервятник долго стоял, испытывая почти детский страх перед тьмой, клубившейся в углах склепа. У него почти не было сомнений в том, что восковая скульптура изображает не его, но тогда кого же?

Слот смотрел на нее, запоминая пропорции, форму головы, тщательно изображенную одежду, давно вышедшую из моды… Потом он протянул к фигурке руку, но пальцы наткнулись на невидимую преграду, твердую как сталь. Люгер выругался и почувствовал, что горячий воск, стекавший со свечи, коснулся его кожи…

Глава восьмая

ЛОЖЕ ЛЮБВИ

Он установил свечу на полу, сел на крышку ближайшего саркофага и попытался изменить ситуацию, пользуясь техникой, заимствованной у Алфиоса.

Постепенно его ум освободился от изматывающих и бесплодных мыслей, блуждавших в лабиринте, из которого не существовало выхода. Сознание стало похожим на абсолютно прозрачное пространство, а в глубине его лежала бесконечно тонкая преграда, как дно безбрежного океана. Эта преграда пахла враждебностью и вечным пленом.

Опускаясь все ниже и ниже, он оказался перед нею, и ему показалось, что он нашел место, где зарождаются его собственные мысли и одновременно самые черные сны. Они приходили из-за преграды, вздуваясь на ней гигантскими пузырями, и, оторвавшись, всплывали кверху…

Ему удалось воспрепятствовать их рождению, и тогда он увидел, что на самом деле они приходят извне и у него вообще никогда не было СВОИХ мыслей…

Вскоре он достиг полного безмолвия и непогрешимой ясности. Иногда в этом состоянии он начинал действовать – без сомнений и оглядки, так, словно его направляла высшая сила, проводником которой он был и которой полностью вверял свое слепое существо. Тогда он действовал с удивительным совершенством, пока его разум оставался безмолвным, но поддерживать это состояние ему удавалось нечасто и очень недолго.

Теперь его разрушила такая мелочь, как тоскливый вой Газеуса, донесшийся снаружи. Люгер снова был пойман в ловушку непрерывно метавшихся и, в общем-то, однообразных мыслей, однако ему показалось, что он успел получить подсказку или хотя бы намек на подсказку.

Намек содержался в мимолетном видении, в котором он занимался любовью с женщиной на чьей-то могиле… Каким-то образом это должно было многое изменить. Люгер был человеком, почти начисто лишенным предрассудков, но все же такая любовь в месте мертвых показалась ему противоестественной и чуть ли не кощунственной.

Потом Слот понял, что видение в мелочах совпадало с его собственным затаенным желанием. Кроме того, он привык доверять даже самым странным и нелепым посланиям, полученным в состоянии незамутненного сознания и безмолствующего рассудка.

…Сегейла сидела на полу, обняв его ноги. Ее глаза были закрыты, но она, конечно, не спала. Люгер провел рукой по ее волосам и увидел, что свеча на полу почти догорела. Ко всему прочему, им предстояла медленная смерть в полной темноте… если не придет тот, кто заточил их в склеп.

В восприятии Слота время вновь обрело привычный ход, и потянулись долгие тоскливые минуты, в течение которых таял фитиль и росла на каменном полу горка застывающего воска. Приближение тьмы приводило в ужас… Снаружи завывал Газеус, словно душа, затерявшаяся в ледяной пустоте…

Люгер склонился над женщиной и принялся ласкать ее. Она подняла глаза и посмотрела на него. В этом взгляде он прочел немой вопрос, потом губы Сегейлы тронула легкая улыбка. Он отдал должное гибкости ее ума, и его ласки стали более смелыми. Спустя минуту Сегейла уже жадно отвечала на них, а Стервятник невольно думал о том, что если ей и суждено стать его последней любовницей, то она, безусловно, того стоит…

Соседство любви и смерти, распаленного тела Сегейлы и холодных плит, под которыми были лишь истлевшие кости, подстегивало его страсть, дразнило пресыщенный вкус и приятно щекотало нервы. Люгер чувствовал себя так, словно был главным соучастником какого-то неведомого преступления, но теперь, когда оно уже было совершено, оставалось только наслаждаться его плодами, потому что в этом склепе оно могло оказаться последним.

Но он ошибался – кое-что еще должно было произойти…

Уже не удивляясь тому, что все еще может испытывать удовольствие, несмотря на окружавшие его глухие стены и отчаяние, поселившееся в душе, Слот решил довести эту ночь ни с чем не сравнимой любви до логического завершения.

Он медленно раздел Сегейлу, стараясь не упустить ни малейшей детали, запоминая каждый изгиб ее тела, выражение серых прозрачных глаз и то, как вздрагивают от страсти темные губы…

Вскоре должна была погаснуть свеча… Он снял с себя оружие, рубашку и защитный жилет. Назойливая мысль о том, что, возможно, он совершает безумство, крутилась в его голове, но потом ласковые руки Сегейлы коснулись его кожи, и все остальное показалось ему не таким уж важным…

Он почти швырнул женщину на каменную крышку саркофага, а затем сам ощутил ладонями могильный холод камня. Судорога пронзила обнаженное тело Сегейлы, и бронзовые отсветы умирающего пламени заплясали на ее груди и бедрах.

Это зрелище еще больше распалило Люгера; медленно, причиняя любовнице и самому себе сладостную муку, он слился с нею в одно разгоряченное четверорукое и четвероногое существо, но все-таки не избежал мысли о том, что, может быть, занимается любовью последний раз в жизни…