Кэтрин Ласки - Тень

Когда предводитель в пятый раз сказал слово «смиренный», Фаолан услышал тихий смешок среди собравшихся волков. Это его немного приободрило — но ненадолго.

— Он правда такой плохой, мама? — спросил один щенок.

— Очень, — резко отозвалась волчица.

Фаолан еще крепче прижал хвост между ног и зажмурился. Почему он такой дурак? В голове снова эхом отозвались слова МакДункана: «Правда, чувство меры напрочь отсутствует…»

«Я большой, но глупый, — думал Фаолан. — Почему я вообще вздумал становиться на задние лапы, словно гризли?» Теперь ему казалось, что даже Гром-Сердце пришла бы в ярость от его проступка и посчитала бы, что он неправильно воспользовался тем, чему кормилица его научила. Мысль об этом была непереносима. Похоже, я единственный волк, который умудрился оскорбить не только своих сородичей, но еще и медведей. Еще никогда молодой глодатель не чувствовал себя настолько опозоренным.

Дэйн закончил читать. Последовавшая тишина показалась бы крайне тягостной, если бы один очень молодой щенок не спросил бы громко:

— Мама, а почему так часто повторялось слово «смиренный»? Это вообще что значит?

Волчица-мать отвесила сыну звонкую затрещину. Волчонок захныкал.

— Тише! — прорычал Дэйн. — Мы собрались здесь, чтобы быть свидетелями ритуала раскаяния, который должен выполнить глодатель в наказание за то, что помешал загоняющим.

Он повернулся к Фаолану:

— Приступай.

Серебристый волк как можно сильнее выгнул спину, поджал хвост между ногами и подполз к загоняющим. Потом он прижался животом к земле и изогнул шею. Наконец Фаолан перекатился на спину, подставляя брюхо, и в таком положении стал признаваться в своих прегрешениях:

— Я, Фаолан, глодатель стаи Восточной Осыпи, виновен в тех проступках, которые описал глодатель Хип на своей кости. Я клянусь своим костным мозгом, что это чистейшая истина, и готов искупить свою вину, выглодав эту кость, дарованную мне достопочтенными Лачланой и Тамсен, достойными загоняющими стаи Голубой Скалы.

Адер объяснил Фаолану, что он должен выглодать Кость Раскаяния с изображением Великой Цепи и в том самом месте, где был нарушен порядок, поставить свою отметку — спиральный узор на лапе.

Звенья Великой Цепи Фаолан выглядывал на костях с самого первого дня среди волков Далеко-Далеко. Поначалу глодателям поручали изображать самые простые элементы, но по мере совершенствования их мастерства Цепь становилась все более и более запутанной, с тысячами связей между звеньями. Поскольку Фаолан уже показал себя неплохим глодателем, ему приходилось создавать очень сложные изображения. Сейчас молодой глодатель думал: а вдруг волки этой стаи не знают, что он поднялся в своем мастерстве уже до четвертого ранга? Тогда удастся обойтись более простым глоданием — будет и быстрее, и легче.

В это самое мгновение он услышал первый звук воя — идеально чистую, совершенную ноту, прорезавшую тьму ночи. Обернувшись, Фаолан с удивлением увидел автора этого звука — Свистун сидел, задрав голову к звездам, и вой поднимался в ночную высь подобно прекрасному распускающемуся цветку. Вслед за глодателем завыли и другие волки стаи, заметившие на небе сероватую дымку души Дункана МакДункана. У них была последняя возможность обратиться к покойному вождю — ведь скоро наступит луна Первого Снега и созвездие Великого Волка пропадет до весны.

Фаолан отвернулся от кости. Старый вождь добрался до вершины звездной лестницы. Его всклокоченная борода снова была заплетена аккуратными косичками, и он, похоже, смотрел прямо на Фаолана.

«Я должен изобразить всю Цепь, какой я ее знаю», — подумал глодатель. Теперь у него даже и мыслей не было о легком варианте. Он внимательно осмотрел кусок рога, облизал его несколько раз, чтобы запомнить неровности поверхности, и начал наносить на нее знаки Великой Цепи.

— Посмотрите, какое он делает солнце, — прошептал один волк. — Почти чувствуешь его жар.

— Так похоже на настоящее, даже страшно, — отозвался другой.

Серебристый волк старался никого не слушать, но все равно до него донеслось, как третий член стаи пробормотал дрожащим голосом:

— Может, он из Сумеречного мира?

Фаолан хотел только одного — как можно лучше выглодать кость. Похоже, ему так и не удастся ничего сделать правильно, как ни старайся. Ну ладно, все равно назад пути нет. Рано утром он отправится в стаю Огненной Травы.

Глава девятая

Тень Макдункана

Все детали ритуала раскаяния Фаолан уже мог воспроизвести без малейшей запинки. Теперь он не морщился при упоминании имени Хипа и выслушивал его версию событий без всякого содрогания. Он выглодал три Кости Раскаяния — такие изящные, что многие волки считали, будто он и в самом деле выходец из сумрачного мира, — но даже это его не беспокоило. Пусть думают что хотят, пусть говорят и пусть косятся на него с любопытством. Фаолан решил, что будет стараться выполнить свою работу как можно лучше. Говорят, что настоящие мастера глодания — это учителя Священной стражи; их-то он и надеялся впечатлить. Если они настоящие художники, то не отнесутся к его произведениям с суеверным неодобрением.

Фаолан никак не мог забыть чудесной ноты, с которой Свистун начал свое пение в тот момент, когда Дункан МакДункан достиг вершины звездной лестницы. И почему ему кажется, что тень МакДункана до сих пор где-то рядом, хотя ее уже нигде не видно? Как будто бы из-за звезд долетает запах следов старого вождя, и следы эти ведут прямо к нему, Фаолану.

Вот о чем размышлял молодой глодатель, поднимаясь по склону холма. Но, дойдя до вершины, он остановился как вкопанный, и все мысли словно выдуло у него из головы сильным ветром. Фаолан увидел впереди волчицу. Это же Лаэль!

У него пересохло горло. Так далеко от Каррег Гаэра обея клана МакДунканов могла оказаться только по одной причине — в Речной стае, в стае, где глодателем был Хип, родился малькад.

Ветер сейчас дул со стороны обеи, и Фаолана она учуять не могла. Серебристый волк аккуратно спрятался во впадину между камнями и выглянул из-за пожухлой травы. Единственный запах, который он чувствовал, был запахом новорожденного щенка, которого Лаэль несла, взяв зубами за шкирку. Наверное, это детеныш той беременной самки, которую он видел перед гаддерглуддером.

По всей видимости, бесплодие обеи каким-то образом лишало запаха ее саму. Фаолан почему-то подумал, что обеи лишены заодно еще и всех чувств. С таким же безразличием она могла нести кусок меха или пучок травы. И даже отсюда он видел ее странные глаза — зеленого цвета, как у всех волков из страны Далеко-Далеко, но совершенно лишенные искорки живого света, холодные, как самые дальние звезды. Он вспомнил о зимних созвездиях, которые волки называли «немыми», потому что они появлялись в Голодную луну, в период частых буранов, когда ночью царила почти сплошная тьма.