Владимир Васильев - Звезды над Шандаларом

Когда троица скрылась из виду в редких зарослях ольхи, к плотине трусцой приблизился большой черный пес, до этого прятавшийся неподалеку. Он осторожно обнюхал место, где люди взбирались на стену, потом задумчиво уставился за Алис. Хвост пса нервно подрагивал, а уши жадно ловили каждый доносящийся звук.

Правый берег реки мало отличался от левого, разве что на плоском возвышении поперечником верст в пять уныло пузырились полуживые кустики, которым не суждено было стать деревцами. Рыхлая зелень скрыла плотину, и никто из путников не обернулся.

Заночевали на островке, который пришлось долго искать. Примяли густую опоку, сверху поставили Миронову палатку, постелив мешок Демида и громадное двойное одеяло Кидси на дно. Мясо съели холодным, согрели только воды для чая. Ручей тоже пришлось долго искать — Демид потом ворчал, не унимался: «Что за страна — места сухого не сыщешь, а воды набрать чистой все равно негде. Хоть бы дождь пошел, что ли...»

— Да ну тебя, — фыркнул Мирон, с удовольствием прихлебывая из походной чаши-долбленки. — В кои-то веки за шиворот не течет, а он: дождь, дождь.

Демид, наливая дымящееся питье в такую же долбленку, посоветовал:

— Капюшон пониже натягивай, чтоб не текло!

Мирон только усмехнулся.

«Сроднились мы уже с нашими дождями. Точно. Когда в Гурду ходил с Протасом, первые дни не по себе было от света яркого, да от бесконечного Солнца. А домой вернулся, влез в трясину по уши, и порядок. Чертовщина какая-то! Так у людей со временем перепонки отрастут между пальцами, ей-ей...»

Мирон вспоминал пронзительно-голубое небо над гурдскими степями, небо без привычных низких облаков, и смотреть в него было жутковато: того и гляди ухнешь в эту нависшую бездну, пикнуть не успеешь. А там — ори, не ори, в этой прозрачной пустоте. Еще странно было видеть далекий-далекий горизонт, видеть так же ясно, как сухую землю под ногами. Мирон чувствовал себя раздетым, выставленным напоказ, и не скрыться, не спрятаться никак невозможно. То ли дело дома: нырнул чуть что в туман, и поминай как звали... Воевать и маскироваться за пределами Шандалара приходилось совсем иначе.

Утром, едва рассвело, продолжили путь. Мирону почему-то казалось, что за ними кто-то украдкой наблюдает, но сколько он не вглядывался в белесую мглу, не мог заметить никакого движения. Однажды только что-то большое и серое шевельнулось там, но это оказался всего лишь дикий лось, старый и одинокий. Он печально поглядел на людей, тряхнул горбоносой головой и неохотно побрел прочь от тропы, роняя с промокшей шерсти крупные капли.

Задолго до полудня невдалеке показались воды Провоста. Сначала развеявшийся было туман впереди вновь сгустился, что обещало близкую воду.

Когда подошли ближе, из тумана стали выступать первые признаки людского жилья: плетеный забор, небольшая избенка, крытая камышом, теплица на холмике, укрытая прозрачной тканью, крошечная пристань на берегу, а потом уж и само озеро — теряющаяся в тумане беспокойная водная равнина.

Селение было совсем маленьким — четыре избушки, да несколько сараев. Легкий дымок поднимался от труб; кто-то неразличимый возился в теплице, а из клубящегося над озером тумана доносился мерный скрип уключин.

— Что за хутор? — спросил без особого интереса Демид, разглядывая избушки.

— Трост, кажется, — ответил Лот не очень уверено.

— Трост, Трост, — заверил друзей Мирон. — Пошли.

Тропинка вывела их к самой пристани; рядом копался в сетях седой старик в кожаной куртке и высоких рыбацких сапогах. В лодке, привязанной к рогатому колышку, судорожно трепыхались несколько крупных рыбин.

Завидев Воинов старик выпрямился.

— День добрый, — поздоровался Лот и все трое поклонились.

— День добрый, — отозвался старик настороженно. Потом, видимо узнав в пришлых Воинов, немного расслабился.

— Лот? Лот Кидси?

— Да!

— Ты не помнишь Кирка Дюри?

— Нет, — ответил Лот, нисколько не смутившись. — Не могу же я помнить всех, с кем встречался в сотнях селений в сотне стран. Но очень может быть, что я видел тебя раньше.

— Видел, видел, — оживился старик. — Лет десять назад ты проходил тут с Гари Слименом.

Он повернулся к молодым Воинам.

— А это, надо думать, Мирон Шелех и Демид Бернага.

— Точно, — кивнул Мирон и решил не тратить время на бесполезные разговоры.

— Нам нужна лодка, Кирк.

Тот кивнул, смешно дернув головой, совсем не так, как перед этим Мирон.

— Догадываюсь, что она нужна вам насовсем.

— Верно догадываешься.

— Поклажи у вас нет? — поинтересовался хуторянин деловито.

— Какая у Воинов поклажа? — проворчал Лот. — Меч да сумка.

Кирк хмыкнул.

— Есть лодка. Правда, небольшая. Зато легкая и быстроходная.

Он повел к сараю, выстроенному на самом берегу озера. Вынес ладный челнок из березовой коры, на вид старый, но весьма крепкий, и опустил на землю у ног Воинов. В челноке лежало плоское деревянное весло с отполированной за долгие годы рукояткой.

— Вот. Берите.

— Спасибо, Кирк.

Лот полез в сумку и достал несколько монет.

— На, возьми.

Старик замахал руками:

— Нет-нет, не нужно.

— Бери, бери, — Лот силой вложил деньги ему в ладонь. — Мы же Воины, а не грабители.

При слове «грабители» Кирк вздрогнул, и Лот насторожился.

— В чем дело?

Кирк в сердцах сплюнул.

— Да бродят тут по болотам...

— Кто?

— Не знаю. В плащи кутаются и тащат что попало. Знаки у них такие же, как у вас.

Воины переглянулись. Они помогли бы хуторянам в любом случае, но сейчас вдобавок отчетливо запахло недавними событиями в Тороше.

— Скажи-ка, Кирк, не показалось ли тебе, что эти в плащах — вовсе не люди?

Кирк даже присел. Он повертел головой, словно боялся, что их могут подслушать, и шепотом сообщил:

— Я не знаю, кто они... но у них черные руки! Чтоб мне провалиться!

— Так! — решил Лот. — Прячь челнок в сарай. Мы задержимся.

Кирк мигнул выцветшими водянистыми глазами, занес лодчонку и затворил дощатую дверь, подперев ее палочкой.

— Пойдемте. Голодные, небось. Уха поспевает. А потом я людей покличу.

Уху жена Кирка варила знатную, ей все отдали должное. Кирк сходил к соседям, привел еще четверых местных мужчин. Лишь один из них был моложе Лота.

Выходило, что последние месяцев шесть какие-то люди в длинных плащах шастают по округе и, угрожая оружием, отбирают у хуторян съестное, а также все мало-мальски ценное. Тех, кто упирается, бьют, правда пока никого не убили. Никаких животных с ними не видели, поклажу те всегда уносили на себе, однако на болотах странные следы замечали неоднократно.