Надежда Попова - И аз воздам

— Прошу меня извинить, — спохватился инквизитор, выбрасывая вперед раскрытую ладонь. — Петер Ульмер, следователь третьего ранга, служу в бамбергском отделении под началом обер-инквизитора Гюнтера Нойердорфа. Вас я сразу узнал по описанию: человек со Знаком и вашими приметами никем другим быть и не мог. О вашем прибытии было сообщено в донесении, которое нам доставили позавчера, по расчетам вы должны были добраться до Бамберга сегодня, и когда я узнал, что в город вошел наш сослужитель — вышел навстречу, чтобы помочь вам освоиться и, если потребуется, в чем-то помочь.

— А если точнее — тебя послал майстер Нойердорф?

— Да, — запнувшись, смутился Ульмер. — Это было его указание… Но я исполняю этот приказ с удовольствием: для меня большая честь…

— Брось, — отмахнулся Курт с усмешкой. — И не тревожься: я не буду во время своего пребывания в Бамберге делать из тебя мальчика на побегушках и корчить из себя легендарную персону. Однако за предупредительность — благодарствую; в этих улочках блуждать можно долго, и если ты укажешь мне дорогу к местному отделению, чтобы я мог переговорить с обер-инквизитором…

— Идемте, я провожу вас, — с готовностью откликнулся следователь, и Курт вскинул руку, оборвав:

— Чуть позже. Сперва порекомендуй мне трактир — не из самых грошовых, но и не дорогой, нечто средней руки, но чтобы там можно было снять две смежных комнаты. Это Готтер, приписанный ко мне лекарь, — пояснил он, когда любопытствующий взгляд Ульмера скользнул к молчаливой Нессель. — Предыдущее расследование завершилось… скажем так, не столь складно, как я планировал, и теперь еще некоторое время для поддержания себя в активном состоянии я буду нуждаться в постоянном присмотре эскулапа. Точнее, — усмехнулся Курт, — так полагает начальство, и на сей раз мне не удалось его переспорить.

— В Бамберге есть врач, к помощи которого служители нашего отделения обращались не единожды. У него добрая слава среди горожан и отличные рекомендации; если ваш… лекарь столкнется с какими-либо трудностями или возникнет нужда в редких снадобьях или составах — скажите только слово, майстер Гессе, помощь вам окажут немедленно и безвозмездно… Прошу вас, — кивнул Ульмер, приглашающе поведя рукой, и двинулся вперед, указывая дорогу. — Но если желаете, при нашем отделении есть общежитие и…

— Нет-нет-нет, — возразил Курт решительно, не дослушав. — Это не обсуждается. Я предпочитаю нейтральную территорию, где мой распорядок будет зависеть лишь от меня, и где никто не будет дышать мне в затылок и маячить за спиною.

— Понимаю, — сочувствующе улыбнулся Ульмер. — Я думаю, что знаю обиталище, которое вам подойдет, майстер Гессе.

«Обиталище», указанное молодым инквизитором, обнаружилось довольно скоро — по кривым и запутанным улочкам их маленькая процессия шла всего несколько минут, выйдя к постоялому двору напротив огромной, похожей на старый дуб, полузасохшей липы. Корни дерева топорщились неровными буграми, частью омертвелые ветви с редкой листвой закрывали окно верхнего этажа дома, подле которого когда-то пробился упрямый липовый росток, однако срубить этот памятник старины, похоже, в голову никому не приходило.

— Одна из здешних достопримечательностей, — пояснил Ульмер с извиняющейся улыбкой. — Листвы, как сами видите, на дереве почти нет, тени оно почти на дает, да еще и в окно лезет… Но срубить ее владелец дома не хочет: то ли его отец, то ли дед, стоя под еще молодой липой, сделал предложение своей будущей жене, потом кто-то из их детей выпал из окна, да зацепился за ветки и отделался ушибами, а потому семейство считает это дерево своим талисманом. Ничего серьезного, — торопливо оговорился молодой инквизитор, — никаких еретических теорий, просто… Сами понимаете, как оно бывает. Мы и не цепляемся. Стоит себе дерево, никому не мешает… Даже есть в этом что-то божественное, не находите, майстер Гессе?

— В дереве? — недоуменно уточнила Нессель, и Ульмер с улыбкой кивнул:

— Да. Столько десятилетий минуло, а оно все стоит. Время идет, люди умирают, сменяются поколения, а оно все живет и смотрит на мир, на людей, на само время… Напоминает нам и о конечности бытия, и о вечности вместе. Статуи или камни, или человеческие строения в себе такого ощущения не несут: они изначально мертвы, в них вечность застыла, они не живут и не могут умереть, только разрушиться. А вот такие стражи времени — они ближе к нам и потому, наверное, люди еще в языческие времена порой относились к деревьям с каким-то трепетом. Разумеется, это были суеверия, но кто мешает нам видеть в части созданной Господом природы благие символы, пробуждающие душеспасительные мысли?

— Думаете, — с сомнением уточнила Нессель, — у хозяев этого дома мысли именно такие?

— Сомневаюсь, — добродушно улыбнулся Ульмер. — Для них это дерево, скорее, какой-то памятный знак, связующий поколения их рода. Вроде личной вещи, доставшейся от отца или матери, которую хранят просто как память… Да и прочие жители Бамберга, я полагаю, относятся к этой липе так же. Подобные живые памятники мне приходилось видеть и в других городах…

— В одном из городков, где я был проездом, — заметил Курт, переступая торчащий из земли корень толщиной с полруки, — неподалеку от колодца на центральной площади росла бузина. Никто уж и не помнил, почему ее там оставили и не выпололи еще ростком; у каждого жителя была своя легенда на этот счет. Не знаю, сколько ей минуло, но ствол был в полный обхват — почти уж каменный, как бы и неживой, однако каждую весну на одной из веток раскрывались листья. Тебе бы понравилось.

— Вот это, я считаю, символ упорства и воли к жизни! — кивнул Ульмер, с сомнением уточнив: — Бузина, разве, не куст?

Нессель скосилась на инквизитора исподлобья, явно с трудом удержав пренебрежительное «Городские!», однако промолчала.

— Проповеди писать не пробовал? — не ответив, спросил Курт с усмешкой, и Ульмер смущенно передернул плечами:

— Говорить перед толпою — не мой талант, майстер Гессе. Но взгляните на этого великана — неужто вам самому не приходят в голову подобные мысли?

Курт бросил взгляд на плешивую макушку старой липы и лишь молча передернул плечами, не сказав молодому сослужителю, что единственная мысль, пришедшая ему в голову, была вопросом о том, как скоро истощившийся ствол треснет и кого из прохожих он придавит, упавши поперек улицы. А размазать по земле липа могла и небольшую компанию: на трактир, гордо отстоящий чуть в сторонке от двухэтажных домиков, древесный старец посматривал сильно свысока, возвышаясь над чердачным окошком гостиничного заведения и явно регулярно обновлявшейся вывеской с лебедем на волне и чуть кривоватой надписью «Шваненбайн»[13].