Олег Борисов - Палач

Шольц скривился, будто набил полный рот лимоном, но пререкаться не стал. Высунулся в коридор, нашел глазами пару местных унтеров, грустно топтавшихся в отдалении:

– Лекаря сюда, живо. И ящик подыщите, побольше. Чтобы тело вытащить, не привлекая лишнего внимания… Нет, два ящика! Два…

Вернувшись в комнату, толстяк зло рванул воротник, выдирая пуговицы с мясом, и уставился на монстра, пришпиленного к стене железными загнутыми прутьями.

– Чем это ты его? Кочергой, что ли?

– Ага. Парочка валялась под ногами… Ну, потом еще объяснил, что меня кромсать – последнее дело. Вроде, проникся.

– Сейчас тебя подлатают. А потом расскажешь, что за гадюшник ты разворошил. Любитель покопаться, чтоб тебя…

Морозным ранним утром Клаккер подошел к закрытой двери дома, над которым болталась на ветру вывеска: «Колониальные товары Аграта». Подтянув широкие сани, на которых ворочался многократно штопанный мешок, палач снял с плеча обрез и приставил ствол к дырке замка. Сдвинув чуть ближе к косяку, нажал на спусковой крючок и добавил ногой по вздрогнувшей двери. Затем тесаком располосовал мешковину и сбросил на снег черное тело, многократно спутанное веревкой. Убедившись, что на шее Тени тяжелый стальной ошейник, разрубил узлы и зашвырнул тварь внутрь, не забыв закрыть дверь.

– Вот так. Обратно к себе удрать ты не сможешь, умельцы удавку ковали. А вот за обещание меня товаркам скормить – поквитаешься. Не зря Ткач хвастал, что чужих здесь не бывает. Заодно и это гнездо зачистим… А потом и за твоей головой прогуляемся. Нельзя нарушать отчетность Шольцу.

Мужчина поглубже нахлобучил шлем, прислушиваясь к еле различимым крикам и стрельбе, потом перезарядил обрез и добавил:

– Ладно, десять минут отдыха, и пойду работать. А то холодно здесь, как бы не застудиться…

Вторя его скрипучему голосу, прозвучал чей-то вопль и затих. Бездушное орудие палача вершило вынесенный приговор.

Глава 3

– Вот скажи мне, в кого ты такой твердолобый уродился, а?

Взгромоздившись на табурет, начальник отделения Сыска и Дознания дымил цигариллой, изредка сплевывая коричневой слюной в сторону пленника, норовя попасть между прутьев решетки. Флегматично разглядывая полицейского, на узком топчане сидел бритый налысо мужчина, изредка почесывая жесткую щетину.

– Я, как порядочный человек, тебя покрывал, на шалости мелкие сквозь пальцы смотрел. А ты? Надо же было учудить – устроил самосуд в центре города, допустил смерть пятнадцати человек… Или семнадцати? Черт его знает, там куски по всему дому собирали, до сих пор коронеры проблеваться не могут.

– То есть если бы Ткач меня в подвале грохнул, то честь ему и хвала. А что я прибыл на место происшествия и добил тварь, убившую толпу народа, – это нарушение закона?

– Вот не надо, не надо здесь! – подавился дымом Шольц. – Эти байки – им даже судейские не верят! А ты хочешь, чтобы трибунал тебя по головке погладил? Идиотов на Изнанке – нет, заруби себе на носу! Может, тут иногда правила чуть изменяют для пользы общества, но пускать на корм серьезных людей – даже мы себе не позволяем!.. Думаешь, я не могу частым гребнем по гадюшникам прогуляться? Поставить к стенке разных мокрушников, душителей и прочую шваль? Ха, да с радостью!.. Только вот тогда вместо закона получим бардак, с которым еще прапрадеды Императора боролись… Если так рассуждать, то мы не под самосуд с тобой подпадем, мы тогда под государственную измену прямиком отправимся…

Цигарилла переместилась в другой угол рта, и бравый полицейский продолжил жаловаться на жизнь:

– Бургомистра удар хватил, в кровати валяется какой день. Чтобы в лучшем его районе – и такое… Верные люди слухи притащили, что среди блатных сходка была. Все думали, как с тобой поступить. Сивашов воду мутил, пытался тебе смертный приговор продавить. Но решили пока не пачкаться. Постановили, чтобы следующему палачу человечка показать, с которым любые проблемы можно будет обсудить, а потом уже за оружие хвататься… Слышишь – следующему! Тебя-то уже окончательно списали… И всем миром опять скинулись на чистильщиков. Монстра же ты завалил, снова разная гадость полезет. Да и сам знаешь, сколько ты уже в камере прихлопнул? Двоих или троих?

– Троих. Спасибо еще, что тесак оставили.

– Это начальнику тюрьмы спасибо скажи. Соображает, что если тебя с голыми руками против зубастых выставить, то сначала палача-идиота сожрут, потом в другие камеры полезут. И так все крыло ради тебя одного очистили, народ по другим закуткам впрессовали…

Клаккер насмешливо поклонился. Похоже, он совершенно не расстраивался и не тяготился новой должностью арестанта. Смешно отставному ветерану пугаться трибунала. Ха, расскажите это тем, кто с примкнутыми штыками ходил на чужие форты, плевавшие свинцом. Или тем, кто зачищал рабочие бараки от нечисти, платя жизнями за каждый шаг в темных коридорах, залитых кровью.

– А жаль, жаль, убивец. Так хорошо начали и так паршиво закончили. Чую, накрылось мое повышение. Как есть, только лапкой на память помахало… И надо же тебе было выпотрошить проклятого Ткача.

– О, правильное слово, – оживился охотник, назидательно ткнув пальцем в бетонный потолок. – Кстати, именно на этом слове госпожа Кхно и прокололась. «Потрошить»… Потрошитель – так меня нечисть всякая называет, как я понял. Горожане между собой или палачом, или чистильщиком кличут. Ну, ты еще – убивцем… А «потрошить» – это словечко с чужой стороны. Я ведь именно их кишки по округе разматываю. Так что – дарю. Если где услышишь – имей в виду.

– Да я бы лучше тебя выпотрошил, – снова завелся замолкший было Шольц. – Как до трибунала дело дойдет, так и посмотрим, что…

– Трибунала не будет, – властно прозвучал чужой голос.

Громыхнул табурет, и вытянувшийся по стойке смирно полицейский застыл, подобно каменному изваянию. Заинтересовавшись происходящим, Клаккер не поленился слезть с топчана и подошел вплотную к решетке, разглядывая посетителя. Тот, ничуть не смутившись, в свою очередь, оценивал палача.

– Я – прямой наместник Его Императорского Величества. После известных событий прибыл с инспекцией Изнанки. Ну и привез вам своего заместителя, чтобы вместо бургомистра пока порядок навел. А то развели бардак, понимаешь… – Худой господин, на полголовы выше Клаккера, поправил изящные черные перчатки и плотнее запахнул теплый плащ до пола. – Да, экономят на заключенных. Видимо, замерзших похоронить дешевле, чем кормить и поить до весны… Ладно, разберемся… А вы, как я понимаю, начальник этого буяна?