Артем Каменистый - На руинах Мальрока

Не доверяя первому впечатлению, уточнил:

– За что посадили?

– Твою прабабушку обрюхатил, – ответ был мгновенный и непринужденный, высказан гнусаво-похабным голосом, лишенным даже намека на уважение к собеседнику.

Да – это явно те, кто мне нужен.

За спиной, вдали, послышались сильные удары чем-то массивным по дереву – охрана начала штурм.

– Господа разбойники – на днях вас повесят. За шею. Всех, кроме редких везунчиков – тех милостиво искалечат. Слышите удары? Это дверь вышибают охранники. Их на улице двое, а вас здесь больше десятка. Решать надо быстро.

– А чего решать – мы здесь ничего не забыли. Дверь открой, мил человек, и посмотрим, чья потом возьмет.

Разделавшись с засовом, потянул решетку:

– Вперед господа, пока на шум подмога не подошла.

Разбойники, возбужденно гомоня, кинулись в направлении двери. Конфидус было помчался следом, но я его грубо остановил, ухватив за воротник:

– Ваше святейшество – куда-то торопитесь?

– Так ведь вы сказали…

– Я разве с вами разговаривал. Я с разбойниками разговаривал.

– Дан – я вас не понимаю. Нам ведь бежать надо.

– И вы думаете, что дверь откроется и нас под звуки фанфар проводят к городским воротам? Конфидус: за дверью минимум парочка вооруженных солдат. А скорее больше: в этом мелком городке на такой шум наверняка стража отовсюду сбежится. И настроение у них будет плохое.

– Мелкий городок?! Да это же столица королевства! Дан – я так и не пойму, что вы замыслили!

– Дверь долго не продержится. Солдаты начнут драться с разбойниками, да и недоимщикам в суматохе достанется. Каково нам будет в цепях на таком веселье? Хотите под раздачу попасть? Так что давайте не будем терять время: уходим через канализацию. Пока до всех дойдет, что случилось, успеем далеко убраться.

– Минутку Дан!

Епископ, заскочив в каморку, где меня заковывали в кандалы, прихватил оттуда короткий молот, большие клещи и пару зубил. Предусмотрительный.

Инструменты пригодились почти в тот же миг – слив для нечистот оказался слишком маленьким. Благо пол здесь деревянный – против железа доска продержалась недолго. Расширив отверстие, епископ ловко скользнул во тьму, с шумом брякнулся в воду (надеюсь, что в воду), приглушенно доложил:

– Дан – прыгайте. И факел не бросайте – здесь очень темно.

Из отверстия дохнуло столь мощным смрадом, что у меня чуть колени не подогнулись. В тюрьме пахло, конечно, не розами, но теперь я так не считал – все познается в сравнении. Покосился на горящий факел. Боязно – будто в метановый резервуар прыгать собрался. Как бы не рвануло.

Позади, после особенно сильного удара по двери, зазвенели железными предметами, заорали в десятки глоток. Похоже, началась драка.

Мысленно пожелав разбойникам успехов, задержал дыхание, сиганул вниз. Посадка вышла мягкой – удержался на ногах, по пояс уйдя в нечистоты.

Взрыва не получилось, но не потому, что концентрация газов здесь была слишком низкой. Наоборот – они из подземелья вытеснили весь кислород: факел погас почти сразу. Чадящее тлел, не освещая ничего кроме себя. Как мы в этом смраде сразу не задохнулись, ума не приложу.

Уж лучше бы взрыв. Пусть все на воздух взлетит, вместе с городом. Весь город: с королем, тюремщиками, и, обязательно – с инквизиторами. Особенно это касается Цавуса.

Хорек…

Не будь Конфидуса, сдох бы. Еретик чувствовал себя здесь столь же уверенно, как в родном храме. Левой рукой придерживаясь за стану галереи, упрямо продвигался непонятно куда. Оставалось надеяться, что он понимает, как следует себя вести в подобных местах.

Время от времени мы падали, спотыкаясь или цепляясь цепями за различные препятствия. На дне часто встречались камни и неидентифицируемые предметы; на поверхности коряги, какие-то трухлявые доски, плавучие островки из веток и разного хлама. Один раз наткнулись на что-то, похожее на труп. Надеюсь, тело было звериным – освещения от факела недостаточно для уверенного определения.

Человек привыкает ко всему, вот и я быстро перестал обращать внимание на нестерпимую вонь. Но организм не обманешь: дышать становилось все труднее, а ноги подкашивались. Кислорода здесь и впрямь маловато: галерея глухая, без отдушин.

– Конфидус – если мы здесь надолго задержимся, то не выберемся. Дышать нечем. Задохнемся.

– Знаю, Дан, знаю. Иду по течению – куда-нибудь да выведет. Слабое оно, но есть. Может наверху выходы и пропускаем, да только ночь темная – не видно света нигде. Потерпите – обязательно выберемся.

Дыхание сперло так, что в ушах начало звенеть. Факел продолжал тлеть, но света его я уже не различал. Все – до крайности дохожу, а выхода все не видно. Эта канализация бесконечна. Зря я назвал столицу маленьким городом – в маленьком городе не наберется жителей, чтобы столь грандиозно нагадить.

Епископ вдруг остановился, почти без всплеска погрузился в вонючую жижу. У меня хватило сил догадаться, что он вырубился – на миг даже возгордился: я, измученный до последней стадии, все еще держусь на ногах, а он отрубился. Затем приступил к спасательной операции – бросил бесполезный факел, нащупал на дне тело спутника, поднял, потащил за собой.

Куда идти, непонятно, но зато понятно, что долго это не продолжится – сам на грани обморока, да и лишний груз не в помощь. Бросить епископа? Ну уж нет – помирать, так вместе.

В моей ситуации вроде бы положено направляться на юг под гимн беглых урок "По тундре, по железной дороге, где мчится курьерский "Воркута-Ленинград. Мы бежали с тобою, от проклятой погони…", но знать не знаю где в этой клоаке юг, да и слова песни наверняка перевру безбожно. И вообще не до песен, если откровенно…

Все, сейчас и сам упаду – сил больше нет…

Вот теперь точно спою…

Хриплю из отчаянного упрямства: пусть вокруг меня не наблюдается морских волн, но, раз уж деваться некуда, погибать надо подобно "Варягу". И пусть я не пустил ко дну ни одного "японца", пусть сгорят последние крохи кислорода в легких, но останусь под флагом:

…Мы теперь на свободе,О которой мечтали,О которой так многоВ лагерях говорят.Перед нами раскрытыНеобъятные дали … 2

На последней строке не удержался, упал в смрадную жижу, с трудом приподнялся, и встрепенулся, ощутив на мокром лице холодящий ветерок. Не сказать чтобы он принес ароматы цветущей сирени, но обнадежило дважды: во-первых – это явный признак связи с поверхностью; во-вторых – свидетельство бокового хода. Пока что галерея шла прямо, без ответвлений. Хотя в последнем не уверен – в этом мраке и смраде можно слона не заметить.