Василий Сахаров - Империя Оствер. Трилогия

«Что делать? — стучалась молоточком в голове единственная мысль, а вместо ответа приходил только очередной вопрос: — Как быть?»

И в этот момент меня накрыла такая тоска и печаль, что захотелось сдохнуть, лечь рядом с дружинниками и больше никогда не вставать. Как же так могло случиться, что приютившая меня семья пострадала? Почему? За что? Зачем это всё — кровь и грязь, смерть и насилие? Пропади всё пропадом!

Долго заниматься самокопанием не пришлось. Откуда‑то слева послышался звон клинков и крики. В свете масляных фонарей в доступном мне для обзора пространстве я увидел живых воинов графа, трёх сержантов: Юнга, Тимбора Косого и Гради Тайфари. Эти трое жили вне казармы, в Приморском донжоне над родовым храмом, и, видимо, старые опытные бойцы почуяли опасность, встретили её грудью и теперь пытаются вырваться из ловушки, в которую превратился для них замок. Но даже я понимаю, что сделать это проблематично, потому что они без доспехов и лошадей и с одними только мечами в руках, а на них насела целая толпа воинов с эмблемами герцога Грига — цветок с шестью синими лепестками на жёлто‑зелёном щите. Но, несмотря ни на что, дружинники Ройхо не сдавались, упрямо пробивались к воротам и махали своими клинками так, что любо‑дорого посмотреть. Особенно выделялся Юнг, приземистый лысый крепыш в лёгкой набивной шубейке, вроде российской телогрейки.

— Ну, налетай! — выкрикнул он врагам и бросил назад, в сторону Гради и Тимбора: — К воротам! Я прикрою!

Лучший мечник графской дружины бросился в гущу врагов, и в этот момент своей жизни он показал всё, что только мог и умел. Какой‑то громила замахнулся на него копьём, а он резко отпрянул в сторону и мягким движением, словно вода, перетёк под его наконечником, оказался рядом с врагом и полоснул своим кортом по его шее. Кровь брызнула во все стороны, но Юнг под неё не попал. Сержант уже находился рядом со следующим врагом, которому рассёк мышцы руки. А затем настал черёд третьего, у которого он ловким выпадом выбил из рук саблю и отсёк ладонь.

Бой был жарким, и, прикрывая своих товарищей, Юнг дрался как бешеный. И он один был сильнее всей своры своих врагов. Но тут, перекрывая звон стали и крики раненых герцогских бойцов, раздался резкий, скребущий, неприятный окрик:

— Всем назад! Пусть этим бешеным гоц займётся!

Воины Грига отхлынули от сержанта, а тот прижался спиной к стене и громко, понимая, что вскоре умрёт, выкрикнул:

— Что, твари! Решили меня стрелами или болтами положить! Говно вы, а не воины! Быдло! Не было вас с нами на Диньском поле, когда мы с асилками три дня резались! Ну, давайте! Стреляйте!

Сержанту никто не ответил. А из темноты, от правой приморской башни появился один из тех толстяков, которые приехали с бароном Арьяном. Только теперь этот человек выглядел иначе — это был не перекормленный жирдяй, а по пояс голый перекачанный здоровяк. Морда по‑прежнему заплывшая и сальная, а туловище — сплошь мускулы, как‑то неравномерно выпирающие из тела и сплетающиеся в какие‑то непонятные формы. И весь вид гоца в данный момент напоминал мне какого‑нибудь мутанта из дешёвого американского кинофильма или маньяка, пережравшего стероидов и стимуляторов роста.

Все воины герцога по‑прежнему молчали. Юнг пригнулся и выставил перед собой клинок. А гоц прорычал что‑то неразборчивое и без разбега, метров с четырёх прыгнул на графского дружинника. Миг! И он рядом с сержантом, который попытался припасть к земле и подрубить противнику подколенные сухожилия. Но человек‑мутант, как я его для себя обозначил, левой рукой схватил Юнга, словно котёнка за шкирку, и бросил на стену. Удар! Сержант пытается подняться и мечом, который он не выпустил из рук, наносит слепой удар в сторону гоца, но тот легко уклоняется и ребром ладони сминает гортань бывалого воина графа Ройхо.

Мне захотелось закричать от того, что я увидел. Но в горле словно комок застыл, не продохнуть и не выдохнуть. Одновременно с последними конвульсиями сержанта Юнга, которого гоц легко отбросил в общую кучу убитых, появились ещё два таких же урода. Оба они, как и их напарник, подкинули на плац по одному телу, это были Тайфари и Косой.

«Значит, — сделал я вывод — всё, конец боевой дружине Ройхо. Если даже лучшие сержанты не вырвались из лап предателей, про остальных и разговора нет».

На плацу тем временем началось движение, человек с сиплым, скребущим по душе голосом начал отдавать команды:

— Сотня Бойяра, прочесать все помещения в приморских донжонах! Сотня Ингая, за вами Центральная! Сотня Юкио, внешние донжоны! Пельс и Хольс, все хозпостройки, помещения слуг и подвалы! Стражники, следить за пленниками и помогать господам магам! Гоцы, на выход! Ждите за воротами!

Прерывая его, послышался истеричный вскрик барона Арьяна, предателя, который ввёл в замок гоцев и предал родню:

— Пожар в господских покоях!

— Как?! Где?! Кто допустил?!

— Не знаю! Наверное, это гоцы, когда старшего Ройхо убивали, свечку или лампаду перевернули, деревянные полы тлели, а теперь полыхнули. А может быть, старший сын графа, которого до сих пор не нашли, специально всё подпалил.

— Всем свободным воинам тушить огонь! Живо! Повозки и лошадей за пределы замка!

Командир ещё что‑то выкрикивал, а повозка, в которой я находился, тронулась с места, и брезент при движении накрыл меня с головой. Рядом ржали лошади и суетились люди, а я уже не обращал на это никакого внимания, просто впал в ступор, и моё тело, которое без движения и тёплой одежды уже давно закоченело, дёргалось в такт движению повозки. Минут через пятнадцать подёргивание дерева подо мной прекратилось и брезентовый полог откинулся. В свете луны, изредка показывающейся из‑за тёмных туч, я увидел над собой насупленное хмурое лицо Юргена Арьяна. Барон кинжалом, кстати сказать, моим, обрезал верёвки на ногах и руках, а затем с лошади, привязанной к повозке, снял узел с одеждой и кинул мне:

— Одевайся! Быстрее!

— Да пошёл ты! Скотина! — разминая кисти рук и вздрагивая всем телом от порывов холодного зимнего ветра, выругался я.

— Понимаю твои чувства, Уркварт. И признаю, что ты имеешь полное право проклинать меня и считать предателем. Но это всё потом, а сейчас тебе надо бежать за пределы герцогства Григ.

Я развязал узел, в котором находилась моя повседневная одежда, и стал одеваться, попутно пытая барона:

— Почему ты предал отца?

Арьян, настороженно всматривающийся в сторону замка, в котором полыхала Центральная башня, отступил от меня в сторону и ответил:

— Квентин — воин, и он имел шанс на победу. Но почему‑то не подумал о том, что он сидит в крепком замке, а у меня такого надёжного укрепления нет. И когда ко мне в гости прибыли маги и воины Грига, которые моих троих малолетних детей схватили и каждому к сердцу копьё приставили, мне ничего другого не оставалось, как согласиться с условиями герцога. Однако, видишь, рискуя собой, я помогаю тебе спастись.