Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах
Хао Вэньянь слушал его не перебивая. Широкие брови сошлись к переносице — совсем как у генерала Хао.
— Я знаю, вы не испытываете ко мне приязни, — Чжу Юйсан решил воспользоваться случаем и раскрыть часть своей тайны. Ту, которую можно было считать наименее позорной, — это тоже по причине вашего дара. Мой баланс силы от природы смещен в сторону темной… и те, кто обладает такой чувствительностью, как вы, невольно испытывают ко мне неприязнь.
Хао Вэньянь выглядел с одной стороны, потрясенным и удивленным услышанным. С другой стороны… он как будто чувствовал некое облегчение. Возможно, юноше теперь становились понятны некие случаи, которые прежде казались необъяснимыми?
— Это можно исправить?
— Нет. Мой баланс не изменить. И то, что вы чувствуете — тоже. Как бы я ни сожалел об этом.
— Но теперь мне известно… — Хао Вэньянь внимательно посмотрел на Чжу Юйсана, будто увидев его в первый раз, — почему вы не сказали об этом раньше, господин Чжу?
— Мне не хотелось, чтобы вы сочли меня навязчивым, — Чжу Юйсан решил вновь использовать маску скромного провинциала, которому не почину искать общества молочного брата принца.
— Тогда почему именно сейчас? Потому, что я увидел это в небе? Эта звезда — некий знак? Предзнаменование?
— Вы правы.
Хао Вэньянь поднял глаза к небу, вглядываясь в багровую звезду. На смуглом лице юноши появилось жесткое, испытующее выражение — словно он оценивал противника перед схваткой.
— Мне кажется, что предзнаменование это недоброе.
— Мне бы хотелось, чтобы вы ошибались.
— Но я не ошибаюсь?
— Багряная звезда, раскрывающая двери несчастьям. Сулит державам — гибель. Морям — бури. Крестьянам — голод. Городам — бунты. Хозяйствам — разорение. Тысячи бед сойдутся вместе, пока будет гореть ее огонь, и не будет иных огней в той ночи, — раздумчиво процитировал Чжу Юйсан старое пророчество.
Хао Вэньянь молча вглядывался в небо.
Глава 5
День, избранный для встречи принца Шэнли и генерала Линя Яоляна, выдался тихим, теплым, но не знойным. Солнце, проглядывая сквозь подернувшую его дымку, казалось яркой серебряной монетой, а не обжигающим шаром раскаленного золота, как это было уже многие дни. На севере собирались низкие густые облака, и в Яньци вновь с надеждой ждали дождя. Бурные грозы с молниями, часто гремевшие над Цзянли в последние дни, обманывали ожидания, не проливаясь дождем.
Ожидание дождя становилось все более нетерпеливым и жадным — по Яньци шли разговоры о том, что в соседнем Милине уже воцарилась засуха, и даже дождь едва ли спасет те земли. Что посевы уже гибнут, на урожай рассчитывать не приходится и зимой люди начнут страдать от голода. И, как будто несчастному краю мало бед в этом году, Милинь поразило некое поветрие, вспыхнувшее сразу в нескольких областях. Вести об эпидемии пугали ничуть не меньше, чем в грядущем неурожае. У многих еще были живы воспоминания о поветрии последнего года правления императора Цзинфу, когда болезнь выкашивала целые деревни. Недуг — бедствие, которое представлялось людям Цзанли куда более страшным, от которого не уберегут ни скопленные запасы, ни государственные склады, которые заполнялись в ожидании недорода.
Болтать громко в Яньци не решались. Но в чайных, в открытых банях и цирюльнях передавались вести о том, что в последнее время роды у женщин стали трудными, и бывалые повитухи клянутся, что никогда не бывало, чтобы это было так часто. Что над местами, которые издавна имеют дурную славу, ночами пляшут призрачные огни. Что вода в колодце на Ирисовой улице, что в восточном конце города, вдруг стала горькой. Что у древнего храма Небесного наблюдения необъяснимым образом за одну ночь засохла крепкая красивая сосна — и ни повреждений, ни жучка не было, словно из дерева вдруг попросту высосали все соки. О выброшенных землей древних мертвецах, преградивших сиятельному принцу Шэнли путь близ водопадов Юйхэ, и о том, что лишь искусство придворного заклинающего уберегло принца и его спутников от большей опасности. И в конце этих бесед недобро, с оглядкой заключали, что все это, несомненно, дело рук людей из Данцзе, желающих отомстить Цзиньяню за поражение в войне. От извечных заклятых врагов, мнящих себя наследниками Яшмовой Ганьдэ, но не способных справиться честным оружием, можно ожидать всякого.
Линя Яоляна это беспокоило. Заставляло с особым нетерпением ждать встречи с принцем Шэнли, чтобы потом как можно быстрее покинуть пределы Цзиньяня. И молить всех богов о том, чтобы в недобрый час, когда недовольство людей станет прорываться наружу, поблизости не оказалось ни одного уроженца Данцзе.
Еще тревожнее были вести о заразе в Милине. Это казалось опаснее и генералу Линю, но по иным причинам, нежели жителям Цзянли. В его лагере с недавних пор некоторые начали жаловаться на слабость и утомление безо всяких на то причин. Лекари, осматривавшие больных, лишь разводили руками — силы людей оказывались истощены, а их баланс удивительным образом нарушен. Но место, на котором размещался лагерь Данцзе, не было ни темным, ни даже просто неблагополучным. На этом независимо друг от друга сошлись и гадатели Данцзе, и гадатель, приглашенный в страшной тайне за большое вознаграждение из одного из храмов Яньци.
— Похоже на утомленность, малокровие и меланхолию, — пожимал плечами Нин Инъюй после очередного отчета, — но это все присуще людям тонкой души и слабого тела, и я никак не могу поверить в утомленность, малокровие и меланхолию у воинов в таком возрасте. Особенно в таком количестве разом!
Воины Данцзе тоже искали причину недомоганий, распространявшихся по лагерю. И, конечно же, находили. Недуг уже прозвали втихомолку «цзиньяньской слабостью».
— Нельзя допустить, чтобы в Яньци просочились слухи о ходящем среди наших людей нездоровье, — Линь Яолян хмуро постукивал пальцами по раме окна, глядя как во дворе усадьбы готовятся к торжественному выезду воины его свиты, — если цзиньяньцы сочтут, что у нас тут рассадник поветрия…
— Надеюсь, что у принца и вана Цзянли достаточно сил и они крепко держат людей, — завершил за генерала Нин Инъюй.
Линь Яолян невесело усмехнулся. То, что он до сих пор слышал о принце Шэнли, не давало повода предполагать, что тот обладает значительным умом и волей. Если что и есть у него — так это сила его происхождения, способная внушить трепет и повиновение простому народу.
— Что-то еще? — Линь Яолян заметил, что Нин Инъюй не спешит уходить.
— Да. Пришел ответ о Дине Гуанчжи.
— И что скажете?
— Что, похоже, это действительно он. Родом из Лацзы, после того, как сдал провинциальный экзамен, пришел в Шэньфэн,
