Ветер странствий (СИ) - Ольга Ружникова
— Что с Камиллой, Октавиан? Она ведь умерла…
— Жива до сих пор, — помрачнел юноша. — По крайней мере, была — месяц назад. Камилла когда-то сбежала с… неважно! Отец нашел ее… Она — жива, но лучше бы ей умереть еще десять лет назад. Ей и ее дочери.
— Дочери? — В семье мидантийского патриция. Озверевшего от соблюдения семейной чести. — У Камиллы был ребенок?
Родная внучка старого мерзавца.
— Отец продал девочку квиринским работорговцам.
Проклятье! Здесь же еще Диего! Ему только таких подробностей и недоставало…
Илладийка в ужасе обернулась к брату. И встретила горькую кривую усмешку:
— Элгэ, при мне можно говорить всё. Раз в год нам показывали Камиллу… для острастки.
Раз в год? На Воцарение Зимы — в честь семейного праздника? Или день выбирали любой?
Аравинт! Где-то есть Аравинт. Там цветут вишни и зреет виноград. Шумит теплое изумрудно-лазурное море, ласково плещутся прозрачные волны. А если нырнуть — на много-много ярдов видно дно.
Резные раковины несут в себе шум прибоя. А на холме среди садов высятся башенки старинного замка Арганди. Жарко пылает костер, смеются друзья…
Нет, Элгэ не станет менять свою жизнь на жизнь брата. Диего лучше умереть, чем вновь угодить в лапы Валериана Мальзери. Брат и сестра пересекут смертную черту рука об руку. Родители и Алексис встретят там обоих. Потому что Творец — милосерднее людей. И справедливее.
— Октавиан, — обернулась девушка к другу, — прости меня.
— Я ни о чём не жалею, — грустно улыбнулся он. — Я жив, понимаешь? Рядом с тобой я жил. Все эти дни и ночи. О таком я не смел и мечтать.
Последний поцелуй. В последний раз — тепло к теплу, рука в руке. По ее щеке струятся его волосы. И слышен стук сердец друг друга. Пока еще — живых. В последний раз.
И так же напоследок — крепко обнять Диего. Как же мало мы знали друг друга, братишка, герцог Илладийский! Каким ты мог бы стать, повзрослев, если уже в тринадцать с половиной — такой?
Прощай и прости, что не спасла.
Творец милосердный, если ты есть, сохрани кардинала Александра и его тезку Алексу!
А Кармэн, Грегори и Виктор и сами постоят и за себя, и за всех, кто под их защитой. А если судьба подарит шанс — еще и отомстят.
Последний миг — поделиться взглядами, теплом, жизнью. Любовью.
Они вышли почти одновременно: Октавиан с Элгэ, и следом — Диего. Но сначала — вперед, в открывшуюся дверь, — выпустили шесть пуль.
И шагнули навстречу гибели — под шесть чужих смертных вскриков.
Глава 7
Глава седьмая.
Эвитан, Ритэйна. — Аравинт.
1
Ормхеймец и не воин — лишь наполовину ормхеймец. Именно это и сказал на прощанье своему сыну Хагни Сигурдсон из рода Харальдсонов. Потомственный офицер.
И год, и два назад воля отца еще перевесила бы собственное мнение Гуннора. Но не теперь. Ему двадцать лет — сколько можно?
— Ты два с лишним года потратил на воинскую службу. Ты уже — лейтенант, — вздохнул отец, когда-то вышедший в отставку капитаном. В тридцать пять лет. Когда в очередной раз отказали в повышении. — Неужели всё — зря?
Потратил. На то, что ему не нравится, не нужно и не будет нужно никогда. Но почему из-за этого Гуннор обязан потратить и оставшиеся лет сорок? Если ты осознал ошибку — зачем продолжать упрямо ломиться по чуждому тебе пути?
— Отец, я решил.
Он действительно решил. Пусть почтенный родитель лишает наследства — если хочет. Это могло остановить Гуннора два года назад. Но не теперь.
— Ну раз решил — значит, так тому и быть, — подвел итог Хагни Сигурдсон.
Так или иначе, прием в Академию начнется в конце Месяца Сердца Лета. А на дворе — лишь середина Заката Весны.
Гуннор уже настроился попасть в Лютену пораньше и как следует отдохнуть. Весело и с пользой. Перед тем, как с головой уйти в юриспруденцию. На целых три года.
Письмо от кузена Стива планы разрушило напрочь. Новоиспеченный барон Алакл надумал жениться. И по этому поводу наприглашал побольше родни.
Суровый папенька выносит родичей покойной жены с трудом. Даже на расстоянии. Поэтому тут же сослался на неотложные дела и больные суставы. Благо, Стив разослал приглашения в своем любимом духе. На сборы осталось дня три от силы.
Но если отец занят и болен — сыну придется быть свободным и здоровым. Родственники все-таки. Близкие.
Впрочем, Гуннор огорчился не слишком. Он, в отличие от отца, к лиарской родне относился неплохо. А с кузеном Стивеном почти дружил.
Да и любопытно посмотреть, на каком чуде тот женится. Кузен всегда предпочитал дам в теле. Где он такую нашел среди лиарских аристократок?
Знакомое какое-то имя — Иден Таррент. Точно лиаранка. Но может, у нее мать с Юга?
Ну да. Конечно. Таррент! Дочь недавно опочившего мятежника. Тогда за Стива можно не беспокоиться — это точно брак по любви. Ибо выгоды от такого родства не предвидится. А вот неприятностей…
Дорога до поместья Алакл показалась сплошным праздником. Таверны, любимое вино. Готовые на всё смазливые служанки с весенними цветами в волосах…
Чем крестьянки лучше знатных дам — они заплетают в волосы живые цветы. И меньше лицемерят.
Эскорт Гуннор подбирал сам. Отец настоял лишь на одном пожилом дружиннике. Так что солдаты вполне разделяли вкусы юного господина. А дядька ворчал не так уж громко. Наверняка понимал — дело молодое. Сам таким был.
А впереди — свадьба кузена, хорошая гулянка и Академия. О ней мечталось лишь в самых смелых снах. А порой и не мечталось вовсе.
Чуть-чуть поубавилось радости уже на границе владений Алаклов. Встретил их Жиль! Кошмар детских визитов к лиарской родне.
Наглый, развязный кузен Стива опротивел Гуннору еще с первой встречи. С тех пор Жиль из долговязого подростка превратился в гору мяса и жира. Наследственность! Только, увы, самоуверенности ему это не убавило. Как и наглости.
— Здравствуй, Гунни! — туша неотвратимо направила коня к ормхеймцу. Маленькие сальные глазки заблестели.
— Здравствуй, Жилли! — Гуннор ловко увел Рыжего в сторону.
Кузен Жиль может сколько угодно предпочитать сильный пол прекрасному. Но Гуннор — против, чтобы его предпочитало такое.
— Меня зовут Жиль! — мигом обиделся родственник.
— А меня зовут Гуннор!
Никогда кузен не желал запоминать его имя. Может, хоть так удастся приучить?
— Да я тебя сопляком помню! — возмутился Жиль.
И Гуннор должен позволять оскорблять себя всякой свинье? Лишь
