Любовь и магия-2 (сборник) - Малиновская Елена Михайловна
– Зато я люблю тебя, – просто ответил Зима, согревая меня этими словами лучше самых жарких объятий на свете. Хотя тепла его рук я никогда не знала.
Он никогда раньше так не говорил…
– А я…
– А тебе холодно, я знаю, – горько улыбнулся Ингридир, с болью глядя на меня.
– Все-то ты испортишь, – отвернулась я.
Он промолчал, я взглянула на Зимнего и увидела, что он сотворил новую чашку, достал какой-то пузырек и вылил туда половину. Протянул кружку мне.
– Что это?
– Живой огонь, – кратко пояснил Ингрид.
– Но… – я потрясенно опустила глаза на багровый напиток, в котором он только что растворил легенду.
– Я же воплощение, – криво усмехнулся Зимний. – Должен же быть хоть какой-то прок?
– Ты, по определению, противоположность, – покачала головой в ответ. – Зима, отдых, покой. Кхм… Вечный… Наверное, это так прекрасно: навсегда засыпать в объятиях метели.
– Не говори глупостей, – закаменело лицо мужчины. – Мне становится не по себе.
– А это и не глупости, – спокойно взглянула на Ингридира. – Просто размышления. Ведь и правда. Умирать от мороза всего лишь холодно. Не больно. – Повисла пауза, в которую эхом упали мои последние слова. – Я знаю.
– Ты ведь понимаешь, что я тогда тоже не задержусь? – Голос Зимы даже не дрогнул.
– Ты не выполнил свое предназначение, – медленно покачала головой я. – Контракт с Годом. И нет никакой возможности что-то изменить. И пока ты Время Года, Последняя Спутница не придет за тобой.
Блондин резко качнул головой, отвинтил крышку бутылька и залпом выпил остаток. Быстро достал второй сосуд и, не колеблясь, осушил и его тоже. Но… он был иным. В нем как пламя сверкало. Изначальное?!
Зима охнул, выронил склянку и схватился за солнечное сплетение. Слепо нашарил подоконник, опираясь всем телом.
– Ингрид, – испуганно метнулась вперед.
– Все хорошо, – прерывисто выдохнул Лорд. – Это ожидаемо.
На бледном лице выступили капельки пота, которые он быстро стер, с некоторым изумлением глядя на соленую влагу на пальцах. Ну да… он уже давно не человек.
Мне же с каждой секундой становилось все лучше и лучше. Тело снова наполнялось звенящей энергией, силой, искристым теплом, которое я так давно не чувствовала.
Так. Зелье. А потом изначальный огонь…
Что он может сделать с Зимним?!
Тело мужчины начинало мягко светиться голубым светом, который плавно сгущался на груди, перетекая в заключенную в серебряную паутину небольшую сферу, превращая прозрачный хрусталь в самую драгоценную вещь на свете. В нем сверкала, билась о прозрачные стенки, ярилась то белой метелью, то синим льдом одна из самых могучих сил в мироздании. И она желала вернуться к своему владельцу. Ингрид, что же ты натворил?!
– Зачем? – с мукой спросила я. – Я же и так сегодня умру. Я же все чувствую! Как закрывается эта дверь.
– Я открою для тебя другую, – упрямо сжал губы сумасшедший, который посмел сделать то, на что имел право только Год.
– Поздно! – закрыла лицо руками и обессиленно сползла на пол у его ног. – Поздно, Ингрид! Меня не спасет даже то, что ты дал. Это последняя вспышка, понимаешь? Самое яркое пламя перед угасанием…
По пальцам скользнули теплые капли. Я от удивления даже отняла ладони от лица. Я… плачу?
Рядом тяжело опустился Зима, который уже не выглядел таким безупречным. Волосы потемнели, глаза стали серыми, черты лица менее совершенными и более человеческими. Но я смотрела на него, как завороженная. Он… живой? Человек? Я могу его коснуться, не боясь этим сократить и так малое время, отпущенное мне?
Оказывается, убивает не только неразделенная любовь. Гораздо мучительнее, и даже без шанса на воскрешение, убивает взаимное чувство. Наше чувство.
– Зато теперь, даже если не удастся тебя спасти, то у меня получится уйти следом. Или Год рассердится за самоуправство и самолично прибьет.
Я не ответила. Он не стал настаивать.
Мы сидели рядом в постепенно нагревающейся комнате, и меня неудержимо тянуло сократить дистанцию. Проверить. Боязнь таких желанных прикосновений уже въелась в плоть и кровь.
Подняла голову и столкнулась взглядом с льдисто-серыми внимательными глазами.
– А ты не сдержал обещание, – непонятно почему шепчу я, поворачиваясь лицом к нему и глупо улыбаюсь. Поднимаю руку и дарю невесомую ласку воздуху в миллиметре от его кожи. Пальцы дрожат, я боюсь. Но от него веет жаром.
– Какое? – непонимающе спрашивает Ингрид.
– Не летали, – решаюсь и все же на миг касаюсь его щеки, впрочем, тут же отдергивая пальцы. Но… все было хорошо. Почувствовала лишь отголосок ласкового тепла.
– А нужно? – почти неслышно произносят его губы, и внезапно большая, горячая ладонь ловит мою. Я машинально шарахаюсь, но затем смотрю на наши сцепленные руки и понимаю, что… можно.
– Нет, не надо. Я летаю сейчас.
Он мне протягивает вторую руку, и я осторожно касаюсь его, провожу по изящным пальцам, ладони, легко глажу запястье.
– Рита, – выдыхает он, внезапно оказываясь так близко, что я вижу отблески былого льда в самых прекрасных глазах на свете.
Я не ответила. Я просто улыбалась. Счастливо, искренне, с головой окунаясь в те чувства, что всегда жили, но были окутаны покровом страха, ненависти к самой себе, что я его люблю. К нему. Что он Зима, что он моя половина. Что он тоже меня любит. Мне казалось, что лучше простая жизнь, как у всех, обычная семья, но жизнь!!! Ведь еще год назад, тогда, когда встретила, я знала, что все оставшееся время будет агонией.
Оно и было.
И для меня, и для него.
Ведь в этом суть половинок. Сила наших чувств одинакова. Нашей боли. Нашего горького счастья. Первого и последнего.
– Еще лучше, чем думал, – тихо признается Ингрид, поднося мои пальцы к губам. – Молоко и мед.
Я сделала то, чего давно так хотела. Пригладила постоянно встрепанные волосы. Если коснуться Зимнего казалось кощунством, то его такого можно было. И коснуться, и запутаться пальцами в неожиданно мягких прядях.
– Можно? – он потянулся ко мне, возвращая ласку, и я мимолетно поразилась тому, что рыжий локон не покрылся инеем. – Знаешь, я ведь еще раньше тебя видел, – внезапно заговорил Ингрид. – Не обратил особого внимания. Вернее, обратил, но только на волосы. Ты стояла у окна, смотрела на заходящее солнце, и я увлекся пересчитыванием оттенков в прядях. Их оказалось неожиданно много.
– А потом ты подошел и сделал выговор за неподобающую прическу, – вспомнила этот эпизод. – Надменно меня оглядел, скривился и ушел.
– Дурак, – спокойно признал Ингридир. – Меня тогда три раза секретарю пришлось окликнуть и даже за рукав дернуть, чтобы я обратил на него внимание. И… разозлился. На себя.
Горячие пальцы погладили кожу за ухом, скользнули на шею, вызвав внутренний трепет.
А мне безумно хотелось, чтобы он был еще ближе. Невыносимо. До дрожи.
– Обними меня.
Секунду ничего не происходило. Потом мы одновременно подались вперед, решительно, не оставляя шанса даже родиться моему страху или его сомнениям.
Объятия любимого оказались лучше самого теплого одеяла с чашкой липового чая.
Грели и душу и тело. И от него пахло полевыми травами, с легким, диким цветочным ароматом.
Он скользил губами по скуле, ловя непонятно как там оказавшиеся соленые капли. Почему опять слезы? Ведь сейчас я так счастлива!
Ингрид прижимал все ближе к себе, зарывался лицом в волосы, лихорадочно вдыхал мой запах, скользил ладонями по телу, лаская, изучая.
Я отвечала тем же, гладила плечи, шею, его кожу, которая столько времени была запретной, и отчаянно сожалела, что у нас так мало времени.
Поцелуй оказался откровением. Опаляющий, согревающий, нежный. Мы оба вкладывали в него все, что могли. Все, что было, что есть сейчас и чего никогда уже не случится.
И было хорошо. Очень хорошо.
Последние часы.
Сидя на подоконнике, в кольце обнимающих тебя рук СВОЕГО человека, отдавая все, что могла, и получая не меньше. Наблюдая, как дождь рассеивает капли по стеклу и сугробам внизу.
