Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I

Покорно вздохнув, Феликс объяснил.

— За обедом мы порасспросили о монастыре — о «Монстере», как они его называли. Услышав это, — он вздохнул, — мы и думать забыли о еде.

— Вы имеете в виду, что хозяин мог бы и предупредить меня? — задохнувшись от ярости, спросил Хенкин.

— Ну конечно он мог! Но он смотрел в будущее и уже примеривался к вашей поклаже.

Отряхнув пыль с гребня и бровей, гном сел рядом с Феликсом и осмотрел топор, бурча себе под нос ругательства.

— Зачем…

— Поберегите своё дыхание, — отрезал Феликс. — Готрек ему кое-что пообещал. Он знает, что с ним станет, когда мы вернёмся, если он хоть пальцем тронул ваши вещи.

— Когда…? — Хенкин с трудом сглотнул. — Но, герр гном, вы думали вернуться?

Феликс со свистом выдохнул, словно бы в тревоге.

Последовало долгое молчание. В конце концов, Готрек пожал плечами. Голосом, настолько сильно отличавшимся от вчерашнего, что было невозможно поверить, что это был тот же самый гном, который травил «анекдоты» в экипаже, Готрек хрипло ответил:

— Прошлая ночь не окупилась, но это был один из наиболее высоких шансов завершить мой путь. Ради этого я бы простил любого, даже того, у кого напрочь отсутствует чувство юмора! Если бы я не забрал такой заряд магии… В итоге, впрочем, — сердито закончил он, — всё это привело к ещё одной строчке для поэмы Феликса и очередной обманувшей меня гибели! — он поднял топор, словно чтобы ударить Хенкина изо всех сил.

Хенкин колебался. В нём, теперь он знал, хозяйничал Тзинч Изменяющий Пути, однако он до сих пор не смог подчинить его себе. Отлично! Если приспешники Тзинча могли контролировать свою природу достаточно долго, чтобы заставить весь мир поверить, будто они служили суровому Солкану, мог ли он потерять контроль над собой пусть и на один краткий миг, делать и говорить правильные и необходимые вещи? Он один из немногих, кто хоть немного знает об истребителях…

Приняв решение, он выпрямился в полный рост.

— Готрек, — сказал он отважно. — Я слышал, как ты пел перед тем, как атаковать их!

Костяшки могучих кулаков побелели, крепко сжав топорище, мышцы плеч напряглись, свечение усилилось.

— Херр гном! Я знаю, насколько это редкая привилегия! И я буду дорожить этим!

Могучие руки расслабились, слегка.

— Конечно, до конца дней своих я никогда не расскажу об этом другой живой душе! Только когда ваш спутник завершит свою поэму — великую работу, которая увековечит ваши дела.

Уголком глаза Хенкин заметил, как Феликс, явно удивлённый, кивнул.

— Жаль только, герр гном, что моя недостойная личность не смогла, в конце концов, стать средством достижения ваших чаяний!

Что, если он зашёл слишком далеко? Он уже почти тараторил.

— Если вы проводите меня обратно на постоялый двор — пусть мы и пропустили утреннюю почтовую карету — то я обещаю вам, что мы весьма приятно проведём время до следующей, с обилием еды и эля за мой счёт, и вы сможете рассказать мне все шутки, которые захотите, а я поаплодирую стихам Феликса, сложенным о ваших сегодняшних подвигах!

Мгновение Хенкину казалось, что он сможет расположить к себе Готрека. Но затем гном пожал плечами и встал. Невозможно описать словами то несчастное выражение, которое было на его лице.

— Что толку? Вы, люди, заботитесь лишь о своих жалких жизнях. Когда Феликс сочинит свою поэму о сегодняшних событиях, он упустит суть, впрочем, как и всегда… А, не важно. По крайней мере, драчка была неплоха. Так что, пожалуй, я возьму с тебя элем. Он всяко лучше воды. Хорошо, тогда двинули обратно к Шраммелю!

Феликсу не удалось подавить стон.

Однако за неимением лучшего, — а ведь минувшей ночью была спасена не только жизнь, но и душа, — Хенкин и Феликс поплелись за гномом и в должное время добрались до «Мёда и кубка».

Джордан Эллингер

Пожиратель рода (не переведено)

Не переведено.

Бен Маккалум

Пророчество

Гром был выражением ярости богов.

Звук имел форму рычащего проклятия. Гнев небес был богат на злобу. Он гремел в реальном мире, как прозаический раскат грома, отголосок вулканического презрения бога, божественное бешенство, переведённое в мир естественных законов и физических констант.

Это было повеление, после которого ничего не оставалось неизменным. Земля превращалась в глину от первобытной ярости бога. В бурях тектонической агонии обрушились горы, выбросив огромные клубы пыли и пепла, что скрыли горизонт. Грязный океан нефти и крови выкипел до шипящего пара за неуловимое взгляду мгновение. Ядовитые клубы тумана мгновенно образовались на его месте, его было столько, что хватило бы удушить целый народ.

Божественный грохот стал более долгим, превратившись в звериное рычание, напоминающее рёв какой-то огромной охотящейся кошки из древнейших времён. Он разверз извилистый след в выжженной земле, вызвав воспоминания об опустошающих землетрясениях на островах далёкого юга.

И, наконец, с фыркающим громом равнодушия, буйство изменения замолчало, и бог посмотрел в другую сторону.

Это была природа Пустошей Хаоса: подобные искривления и перемещения. Это была земля, порабощённая злобными энергиями, обречённая изменяться по прихотям эфира. Каждое из этих мучений было ценой, которую платила эта земля за безобразное право на существование в реальности, на северном полюсе Мира. Именно здесь дыхание богов было видно во всей его губительной мощи.

Были заражены каждый элемент природы, каждая основа бытия. Расстояние здесь было весьма причудливым понятием. Лига могла быть пройдена за несколько шагов, а могла растянуться в бесконечность в любой момент. В постоянно меняющемся пейзаже на горизонте могли вознестись горы, делая бессмысленными ориентиры и приводя в замешательство.

Время тоже стало непостоянной вещью. Любой человек, оказавшийся настолько глупым, чтобы лечь спать в Пустошах, проснувшись, мог обнаружить, что прошло лишь несколько мгновений, а мог постареть на полсотни лет.

Даже бродячие ватаги хунгов и курган отводили взоры от этих земель. Это был лишь первый шаг на долгом пути к проклятью. Разрушение, сделанное титаническим богом, было лишь разбавленным эхом чего-то ещё более жестокого, что лежало ещё дальше к северу. Амбициозные вожди проникали в глубь Пустошей, сражаясь за милости богов, проникая туда, где смесь порядка и Хаоса становилась ещё более странной, и гораздо более опасной.

Но две души не обращали никакого внимания на смерти гор и океанов. Они не слышали божественного грома, даже когда он заглушил их крики.

Двойняшки. Братья, одинаковые во всём, кроме мельчайших деталей. Их бледная кожа альбиносов приобрела нездоровый серый цвет при слабом свете отравленных небес. Глаза отмечали их, как души, коим покровительствовал бог: в насыщенном магией воздухе Пустоши в них виднелись проблески багрового огня.

Они выли, как собаки. Это не было достойным зрелищем. Они путались в своих длинных одеяниях, лаяли на призраки, пускали слюну, находясь во власти кошмаров, видимых лишь им одним. Боль исказила черты их худых лиц. И страх. Страх был острой пряностью в морозном воздухе.

Вокруг них призраки замерцали и сгинули прочь, либо из-за их собственных неконтролируемых талантов, либо из-за причуд полной привидений земли. Бесцветные фигуры замерцали, как нечёткое видение того безумия, что неистовствовало в глубине их черепов.

Это не было таким уж редким явлением в северных районах сего мира. Ибо здесь было место людских грёз.

Большинство людей грезят в покое безмолвия.

Это никогда не было их путём. Детьми, близнецы выли в сгущающуюся ночь, криками описывая спектакли, которые разыгрывались у них перед глазами. В осторожной тишине собирались старейшины, напрягаясь в попытке уловить хоть какой-нибудь смысл в мучительных выкриках отроков. Старцы будут наклоняться над их кроватками, тонкие, узловатые руки тянуться, словно в попытке выдернуть их секреты из воздуха. Пара была благословлена, все это знали, с того момента как братья покинули лоно. Обычные дети не рождаются с игольчатыми зубами плотоядного хищника.

Подобная практика вскоре прекратилась, когда близнецы созрели, и вой сменился насилием. Какими бы ни были секреты, которые Тчар шептал им, он превращал молчаливых юношей в рычащих животных. Ночь за ночью они истекали кровью под свирепыми ударами друг друга.

Утончённые зубы были не единственным признаком благосклонности Великого Изменителя. Келмайн — Золотой Жезл, как вскоре его станут называть — обладал ногтями, которые были словно острые лезвия на пальцах его правой руки, яростное золото восхода в холодной степи. Ллойгор — Чёрный Посох, верный своей более спокойной, более интровертной натуре — обладал такими же, за исключением того, что у него они были тёмно-серебристыми и росли на противоположной руке.