Анатолий Бочаров - Рыцарь из Дома Драконов

   Серый день. Сырая земля. Горькие травы.

   Над землей - тучи.

   Северный ветер.

   Начало и конец.

   Это - мой холм Дрейведен. И я не отступлю.

   В пластинчатых белых доспехах, в наброшенном на плечи белоснежном плаще Гайвен Ретвальд казался статуей, вылепленной из льда и снега. Ладонь принца, который, если они смогут, если они выстоят, оденет наконец корону, лежала на рукояти меча. Ветер рвал его черные волосы, а за спиной трепетало родовое знамя. Интересно, каким был его предок, чародей по имени Бердарет Ретвальд, человек, которому хватило смелости поместить себе на герб не льва, не единорога и не орла, а всего-навсего - хорька? Забавный, наверно, был человек. Гайвен стоял на вершине холма, глядя на раскинувшуюся впереди равнину, туда, где темным морем перекатывались его войска. Впрочем, то были вовсе и не его войска. То были войска Айтвернов, Рейсвортов, Тарвелов, и лишь малая их часть под командованием маршала Раймонда Айтверна прежде служила королю. Куда больше королевских солдат находилось сейчас по другую сторону поля.

   Артур стоял в нескольких шагах от своего господина. Молчал, сложив руки на груди. Думал обо всем, что придет в голову. Недавнее воодушевление сменилось диковатой смесью тревоги, скуки и разочарования. Он не будет драться. Сегодня - не будет. Так хотелось взлететь на коня, вооружиться копьем и промчаться через все поле, увлекая за собой половодье конницы, а потом врезаться прямо во вражьи ряды, крушить их, чтоб никто не устоял на ногах, ни одна тварь. Скорость и напор, металл и конские копыта, да кто способен отразить такое? Разве можно стать заслоном на пути бури? Им, самим, конечно, под силу и такое, а вот враги не сдюжат. Так думал Айтверн... и мало что не грыз локти с досады. Потому что его мечтам никак не было суждено сбыться. Как доступно, с применением первосортной брани объяснил ему Тарвел накануне, маршал не может участвовать в сражении. То есть может, но только если он совсем дурной. А нормальный, грамотный полководец обязан отечески взирать на баталию откуда-то сверху, хорошо хоть просто с пригорка, а не с небес, и отдавать своевременные приказы, если дело вдруг неважно запахнет. Артур не собирался внимать этим доводам, ему отчаянно хотелось дорваться до настоящей драки. Какие тут отдавать приказы, возразил он Тарвелу, пока гонец с высочайшим распоряжением доберется в самую гущу боя, отданный приказ уже сорок раз устареет. Тогда лорд Данкан прямо сообщил - плевать на все, командир из тебя пока что никакой, но раз уж притащил на поле своего драгоценного принца, не отходи от него ни на шаг. Мало ли что может случиться. Артур был вынужден признать, что Тарвел прав по сути, хотя и ошибается в деталях. Артур Айтверн отнюдь не притащил на поле боя Гайвена Ретвальда. Гайвен Ретвальд явился сюда сам, пропустив мимо ушей горячие возражения Артура Айтверна. Упрямая скотина. И откуда только берется все в нем?

   Заморыш же по виду, пустое место. Однако против того же Гледерика биться вышел и страха не выказал. Редкостная глупость, но и храбрость тоже. Отчаянная, дурацкая, сопливая храбрость, и сам не понимаешь, хочешь ли одобрительно хлопнуть новоявленного смельчака по плечу или сильно, от души поколотить, пока тот не потеряет сознание от боли.

   Артур и сам знавал толк в подобной храбрости. За последних два года, что он прожил в столице, к молодому человеку привязалась слава настоящего буйнопомешанного. Он всегда держал нос по ветру и мчался на всякий встречный пожар. Швырял перчатки в лицо тем, кого полагал подлецами или же попросту встревал в кабацкие драки. Самое лучшее утро из возможных - это утро на речном берегу, когда от воды разит прохладой, солнце еще не поднялось из-за крытых красной черепицей крыш, под сапогами перекатывается песок, а в руках шпага. И тот, другой, напротив, тоже вооружен и готов к схватке, и тоже совсем никого и ничего не боится, и это правильно и хорошо, что другой не боится, ведь какой интерес драться с трусами? И неважно, кто победит, хоть так, хоть так не проиграешь... Ты ничем не рискуешь, кроме собственной жизни, а ей рисковать совсем не страшно. Умрет он себе и умрет, себя же ставишь на карту, а не кого-то, собой же жертвуешь, а не кем-то -- так что подумаешь, много тут делов!

   У Артура вдруг перехватило дыхание. Собой он выходит всегда рисковал, а не кем-то... но как же сестра? Дядя? Отец?! Что сталось бы с ними, погибни он на одной из своих дуэлей?! Смогли бы они беспечно пожать плечами и жить дальше, как ни в чем не бывало?! Если ты умираешь по собственной глупости, не предаешь ли ты тех, кто тебя любит? Имеешь ли ты право вот так вот скакать по самому краю? Подобные мысли никогда прежде не приходили Айтверну в голову. Год назад Артура прилично достали на одной дуэли, противник, вертлявый и ловкий как бесовское отродье, пробился сквозь его защиту и ранил в бедро. Хорошо ранил, как следует. Ногу тут же насмерть скрутило судорогой, и юноша повалился на землю. Враг спокойно, без лишней спешки, подошел к распластавшемуся на земле Артуру, отведя шпагу в сторону. Стоял, смотрел на него, опустив голову, и не двигался. Пальцы Айтверна вцепились в эфес, юноша собрался, готовясь ударить с земли - пусть враг подойдет на шаг, хоть на шажок, ну же, давай, смелее, не робей, дружище, должен же я тебя достать. А победитель, почти победитель, почти, ведь игра еще не закончилась, игра заканчивается лишь тогда, когда заканчивается жизнь, почти победитель стоял без единого шороха, слишком далеко, недостаточно близко. Должно быть, раздумывал, добить или пощадить. Из-за чего же они тогда сцепились... Кажется, кто-то кого-то оскорбил. Смертельно, безусловно смертельно, с чего бы иначе драться без всяких свидетелей, но вот сама суть оскорбления безнадежно выветрилась из памяти. Победитель стоял и смотрел, наконец кончик его шпаги дрогнул. Артур собрался, готовый броситься вперед - как оказалось, совершенно напрасно. Потому что его противник все так же молча отвернулся и ушел прочь, и поднявшийся ветер смял с песка следы его сапог. Артур выждал несколько минут, а потом, давясь отборнейшей бранью, спрятал свой клинок в ножны и пополз прочь с пляжа, оставляя позади себя кровавую дорожку. До ближайшего жилого дома было всего несколько сотен шагов, но этот путь отнял у юноши не меньше пятнадцати минут. Несколько раз Айтверн порывался встать, но нога неизменно его подводила. Наконец Артур добрался до цели, растянулся на пороге и что было мочи заколотил в дверь. Заспанный хозяин высунулся на улицу не сразу, и был он порядком зол появлением нежданного гостя, но сунутый гостем золотой шиллинг решил дело. Сердобольный горожанин крикнул стражников, и вскоре те дотащили Артура до фамильного гнезда. Отец был в гневе. От него прямо-таки рвались искры нешуточной злости, такой, что сыну Раймонда, искренне полагавшему себя не ведающим страха, сделалось не по себе. Раймонд Айтверн сухо отчитал Артура, нарочно выбирая такие слова, что свежую рану от них начало жечь еще сильней, чем раньше, распорядился насчет лекаря и ушел. Слуги потом рассказали, что герцог взял из конюшен лучшего жеребца и гонял его до самого вечера. Тогда Артур не мог понять причин отцовского неистовства. Ну еще бы, мудрено представить, что ты кому-то дорог и за тебя кто-то может бояться! И что злиться на тебя могут лишь потому, что боятся тебя потерять. Сам ни за что не поймешь, покуда не увидишь, как друг бодро шагает смерти в пасть. Друг?! Ну вот, Артур Айтверн, наконец у тебя хватило смелости посмотреть правде в глаза. Друг. Не сюзерен, не повелитель, не нуждающийся в опеке попутчик и уж точно не совершенно посторонний человек. Вот только... Ты сам понимаешь, что такое "друг"? Раньше ты полагал, друзья - это те, с кем хорошо вместе пить. Раньше ты много чего полагал, о чем теперь и вспомнить стыдно. Друзья - это те, с кем не стыдно умирать.