Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Это мимолетное ощущение, казалось, лишило Дженни последних остатков сил и воли. А в следующий миг ей стало страшно. Нельзя было больше оставаться в пещере. Здесь обитало зло, и Дженни чувствовала спиной его дыхание. Повесив раздувшуюся, отяжелевшую сумку на плечо, она двинулась, как вор, по ступенчатому скользкому полу, ища обратную дорогу во тьме.

Дженни возвращалась, следуя своим отметкам на стенах — рунам, видимым ей одной. Моркелеб молчал. Поднимаясь по темным каменным складкам и точеным лестницам, Дженни гадала, жив ли еще дракон, искренне желала ему смерти, и все же таилась в глубине души печаль, уже пережитая однажды над трупом дракона в одной из расселин Вира, хотя было в этой печали и нечто такое, что заставляло Дженни с новой силой надеяться, что Моркелеб мертв.

Луна ушла, и Большой Тоннель был темен, как сама Бездна, однако в темноте гуляли слабые сквозняки, а воздух стал заметно суше и холоднее.

Ночным зрением Дженни уже различала темный угловатый контур крестца, перегораживающего проем; дракон завалился набок, и шипы, защищающие позвоночник, были теперь направлены в ее сторону. Чешуя туго облегала чудовищный костяк; казалось, плоть дракона тает на глазах.

Дженни прислушалась, но Моркелеб по-прежнему молчал. Одна лишь музыка все еще наполняла Рыночный Зал, щемяще тихая, с плавящейся дрожью гаснущих звуков.

«Умирает», — подумала она.

«Надеешься, что твой мужчина проживет дольше, чем я?» — кажется, так спросил он ее тогда?..

Дженни сбросила плед и, свернув, положила его на острую, как ножи, чешую. Костяные жала прошли сквозь ткань, и к пледу пришлось добавить тяжелую куртку из овечьей кожи. Дрожа от ночного ветерка, скользнувшего сквозь тонкие рукава сорочки, Дженни поставила ногу на самый большой из шипов. Придерживаясь за каменный косяк, она вылезла наверх и какой-то момент балансировала, чувствуя, как пружинят кости под стальной чешуей; и тело дракона еще дышало жаром. Затем Дженни спрыгнула вниз и еще раз прислушалась. Дракон не шевелился.

Рыночный Зал лежал перед Дженни черно-синий, а местами — цвета слоновой кости; слабые проблески звездного света казались ослепительными после вечного мрака Бездны. Каждый черепок, каждый исковерканный остов лампы виделись светло очерченными, каждая тень — густой, как пролитые чернила. Кровь высыхала, хотя запах ее был еще силен. В темной луже все так же лежал Оспри, окруженный мерцающими гарпунами. Ночь шла на убыль. Забредший снаружи ветер принес запах древесного дыма с Холма Кожевников.

Дрожа от холода, Дженни подобрала алебарду и на цыпочках пересекла зал. И только оказавшись на гранитных ступенях под открытым небом, пустилась бежать.

Глава 11

На рассвете Дженни почувствовала, как рука Джона ответила ей слабым пожатием.

Всего лишь позавчера Дженни творила заклинания смерти, сплетая воедино руны отравы и разрушения; магические круги, начертанные ею, еще виднелись в дальнем конце Холма. За все это время она спала не более одного-двух часов — где-то по дороге из Бела, свернувшись калачиком в руках Джона.

Плывущий от костерка дым напоминал клочок серого шелка в бледном утреннем воздухе. Дженни настолько ослабла и промерзла, что ей уже начинало казаться, будто кожа стерта наждаком и нервы обнажены. И в то же время странное чувство умиротворения владело ею.

Она сделала что могла: медленно, дотошно, шаг за шагом следуя наставлениям Мэб, как будто это знакомое ей до мельчайших подробностей тело принадлежало незнакомцу. Она пустила в ход фильтры и зелья гномов, вводя полые иглы прямо в вены, прикладывала к разорванной плоти припарки, вытягивающие из крови яд. Она наносила руны исцеления повсюду, где раны пересекали тропы жизни, вплетала в заклинания настоящее имя Джона, его суть. Она звала его, она просила его откликнуться — терпеливо, непрерывно, не давая душе покинуть тело, еще не восстановленное лекарствами.

На успех Дженни не надеялась. И когда это все-таки произошло, она уже не смогла почувствовать ни радости, ни удивления — настолько была утомлена. Сил хватало только на то, чтобы следить за еле заметным подъемом ребер и подрагиванием почерневших век.

— Ему лучше? — сипло спросил Гарет, и Дженни кивнула. Поглядела на неуклюжего юного принца, горбившегося рядом с ней у огня, и была поражена его молчаливостью. Соседство со смертью и бесконечная усталость этой ночи, казалось, отрезвили Гарета навсегда. Все это время он терпеливо, как было велено, нагревал камни и обкладывал ими тело Джона. Изматывающая необходимая работа, и только благодаря ей Джон был еще жив, когда Дженни вернулась из драконьего логова.

Медленно, ощущая боль в каждой косточке, она стащила с плеч алый тяжелый плащ. Больная, изломанная, Дженни хотела сейчас только одного — спать. И все-таки она встала, зная, что это еще не конец и что сейчас ей предстоит самое худшее. Дотащившись до своей лекарской сумки, Дженни отыскала связку высушенных коричневых, кожистых листьев табата. Разломив пару из них на кусочки, положила в рот и принялась жевать.

Одна только вяжущая горечь этого зелья могла разбудить мертвого, не говоря уже о других достоинствах. Она жевала табат и нынешней ночью, борясь с изнеможением. Гарет наблюдал за Дженни неодобрительно; его длинное лицо, обрамленное развившимися волосами, кончики которых были окрашены в зеленый цвет, казалось, вытянулось еще больше; и Дженни вдруг осознала, что юноша, пожалуй, устал не меньше ее самой. Морщины, появлявшиеся раньше лишь при оживленной мимике, теперь ясно обозначились возле глаз, пролегли от крыльев носа к уголкам рта. Гарет постарел лет на десять. Отведя тяжелые волосы обеими руками за спину, Дженни решила, что лучше не думать о том, как выглядит сейчас она сама и как будет выглядеть вскоре.

И Дженни снова стала укладывать лекарства в сумку.

— Куда ты идешь?

Дженни нашла один из пледов Джона и завернулась в него поплотнее; каждое движение давалось с трудом. Она чувствовала себя измочаленной, как тряпка, но горькие коричневые листья табата уже начинали действовать — сила вливалась в жилы. Дженни знала, что надо быть поосторожнее с этими листьями, но другого выхода не было. Влажный воздух холодил легкие, душа немела.

— Выполнить обещание…

Юноша устремил на нее серьезные серые глаза, с трепетом глядя, как Дженни вновь вешает на плечо лекарскую сумку и направляется к повитым туманом развалинам.

— Моркелеб!

Голос ее рассеялся подобно струйке тумана в молчании Рыночного Зала. Долина в проеме Врат куталась в дымку и голубые утренние тени, здесь же стоял болезненный серый полумрак. Дракон лежал перед Дженни, как брошенное на пол одеяние из черного шелка, распяленное угловатыми суставами. Крыло как упало тогда после судороги, так и осталось распластанным; беспомощно уроненные длинные усы были недвижны. Слабое пение еще дрожало, замирая, в воздухе.