Наталья Якобсон - Шанс для чародея

Змея! Кукла! Пародия на королеву! Красивая и жестокая. И навечно изуродованная своими крошечными размерами.

- Ты не нужен ему, - слова прозвучали холодно, как удар колокола, как приговор. Этой фразой меня действительно можно было приговорить. Петля мне была уже не страшна. Но безразличие Эдвина...

И эта накрашенная кукла, которая ведет себя так самоуверенно, будто уже стала королевой.

- Карлица! - бросил я в напудренное лицо Аманды, которое тотчас перекривилось от ненависти. - Несчастная озлобленная уродка, которая на всю жизнь, нет, вернее на всю вечность останется размером с восьмилетнего ребенка. Я видел в цирке таких, как ты.

Теперь в ярости была она, но это я нервно сжимал кулаки. Мои заострившиеся ногти рвали манжеты, а ведь позволить себе новые я не мог, и все равно мне хотелось вцепиться в нее от ненависти. И не важно, что в завязавшейся драке она может раскромсать когтями мой последний кафтан.

Лилипутка! Ей самое место в театре, а не на троне. Там она была бы на своем месте. Мразь! Я хотел ее раздавить, сокрушить ударом кулака, как мерзкое насекомое, чтобы от нее не осталось и мокрого места.

- Ты уродуешь человеческую природу своим видом.

- Но ведь я не человек, - она гадко усмехнулась, отхлебнула кровь из бокала, поднесенного склизкими существами, и отсалютовала им мне. Она знала, что задела меня за живое. Все ее слова были сказаны с тонким расчетом. Язык раздвоенный, как у змеи, иногда действительно напоминал жало. Она смеялась надо мной, но лишь одними глазами, а красиво очерченные губы едва складывались в подобие улыбки.

- Ты хуже всех нелюдей, которых я знаю, - я заметил, как улитки ползают по полу под ее подолом. Все украшения вокруг оказались живыми существами. При чем довольно мерзкими. Я будто попал в ад, где все очертания приобретают нечто гадкое и искаженное.

- Спасибо! - ответила она на мое оскорбление, будто это был для нее комплимент. Возможно, так оно и было. Ее тянуло к мерзости.

- Ты недостойна уродовать мир людей или даже сверхсуществ своим присутствием в нем.

Теперь в ее глазах вспыхнул гнев. Видно не я первый обозвал ее уродиной. Пальцы левой руки чуть сжались, и я отступил, ожидая, что сейчас она выплеснет на меня поток своих чар. Но она ждала, рассчитывала, сосредотачивалась, чтобы не расходовать свою силу зря, а ударить как можно больнее.

- Черный шут, - она глянула на мой темный камзол с таким презрением. - Клоун сатаны. Это даже не форма изгнанного ученика. Будем надеяться, что ты хоть чем-то особенный, что ты всего лишь фигляр тьмы, а не несчастный смертный юноша, который облачается в черное, как в траур по своему разбитому сердцу. Неудовлетворенный девственник на своих собственных похоронах. Признайся, Винсент, ты чувствуешь себя закопанным в черную землю. Тебе никогда еще не снилось, что красивый сын дьявола, к которому ты вожделел, засыпает твою могилу лопатой. Ты умер не в петле, это он тебя убил. Так больно хотеть и не получать. Не получать веками. Люди не знают каково это, мучаться целую вечность. К тому же из-за преступной противоестественной страсти.

- Разве в вашем мире могло остаться еще хоть что-то противоестественное? - усмехнулся я, окидывая презрительным взглядом ее ненормальное тело. - Вы все ошибки природы.

- А ты? - она осталась спокойна, как кобра перед броском. - Разве тебе самому не стыдно от того, как сильно ты его хочешь, в то время как он совсем не хочет тебя. Мальчик в трауре, который хотел переспать с Денницей и так сильно обжегся.

Она продолжала сыпать оскорблениями, но мне стало дурно не от них. Внутри сознания образовалась какая-то сосущая пустота. Боль обручем охватила голову, а раны на запястьях снова открылись и закровоточили. Два параллельных надреза от серпа. Мне стало страшно. Манжеты тотчас пропитались кровью. Кружева были единственной светлой деталью в моем привычном облачении, и кровь на них тут же стала заметна.

Аманда ухмылялась.

- Боишься? - поинтересовалась она с обескураживающей любезностью. - Разве ты никогда не хотел покончить с собой из-за него? Не сгореть, конечно. Просто взять нож и нанести две раны. Во славу дьявола. А еще точнее, его сына. До сих пор у тебя не хватало смелости или еще теплилась надежда его получить. Но теперь надежда умерла. Значит должен умереть и ты. Самоубийство, - она произнесла это слова с почти ощутимым удовольствием и удовлетворением. - Если у тебя не хватает храбрости его совершить, то мы можем тебе помочь. Я и Магнус.

Я не сразу понял, что она имеет в виду его. Под словом мы могли иметься в виду все те твари и куклы, которые ей служат. Но Магнус... Я не сразу его заметил. Как он вообще успел оказаться тут. Он стоял, прислонившись к колонне у тронного возвышения, в своем коротком шитом звездами плаще, красивый, импозантный, соблазнительный, как обычно. Но седые волосы начисто портили это впечатление. Абсолютно седые пряди над вечно юным лицом.

Он не усмехался, просто смотрел на меня. А мне было дурно. И становилось все хуже. Кровь текла. Остатки той крови, которую я еще не успел потратить в полях за призыванием демонов. Сейчас все будет кончено. Им меня не жаль. В глазах помутилось, но все еще видел, как Аманда взяла яблоко с золоченого подноса и всадила в плод кинжал с костяной ручкой. Из яблока потекла вязкая жидкость так похожая на кровь. Сейчас спелый фрукт сморщится, кожица облезет, красный сок вытечет. Аманда принялась давить его пальцами. Точно также она делала и со мной. Только не физическим воздействием. Ее сила казалась намного более коварной и непреодолимой. Даже я знакомый со всеми колдовскими фокусами на миг испугался. Она вот-вот раздавит меня. Она этого хочет. Даже наслаждается этим. Медленно, как гурман или ценитель вин. Ей нравится смотреть, как моя кровь капает на пол и ее слизывают с мраморных плит похожие на жирных улиток создания.

- Сочный плод так быстро сгниет, - она хотела бросить яблоко на пол какой-то твари. Певучий голос болью отдался в моем сознании. Аманда! Ее имя будто было написано на стене огненными буквами, как имена моих наставников в Школе Чернокнижия. Это последнее, что я увижу. Ее голос поет, как у сирены, только не завлекает на смерть, а разом уничтожает. Я удивлялся, как от этих певучих звуков не вылетела стекла из окон, а все твари вокруг разом не подохли.

Потом я вспомнил, что в арочных окнах в тронной зале и галереях за ней стекол нет вообще. Сюда легко мог бы влететь дракон, настолько они были огромны. Но разве он соберется спасти меня. Я ведь ему не возлюбленный и даже не друг. Я его враг, досадная помеха на глазах, черный шут, как сказала вечная девочка. Если меня раздавят, он лишь с удовольствием за этим понаблюдает, даже потом сам придавит мои останки ногой, как червяка. Он не прилетит. Я напрасно ждал. Перед смертью я хотел увидеть еще раз сияние его драконий шкуры или волос - не важно. Мое замутненное сознание все еще работало, вспоминая об Эдвине. Значит, я все еще жив. Мой мозг не скован. Напротив он особенно остро регистрирует все мелочи вокруг: взгляды, детали, движения. Значит ли это, что я все еще могу собраться и дать отпор.