Ольга Романовская - Обещание
— По отдельности с кем?
— С тобой, разумеется!
Принцесса ласково погладила лошадь по голове:
— Не подведи!
Убедившись, что под ногами у Лайнес устойчивая опора, девушка села в седло и, помолившись, пришпорила лошадь. Обе благополучно приземлились на той стороне.
— Теперь расшевели своего лентяя, — крикнула Стелла. — Хочешь, я тебе помогу?
— Спасибо, не надо, — пробурчал принц. Былое, казалось, забытое дружеское соперничество вспыхнуло с новой силой.
Ожидания принцессы не оправдались: Маркус и Лерд, как и она, преодолели препятствие с первого раза.
— Не ушибся? — хихикнула девушка.
— Да ну тебя! Вечно ты меня подкалываешь!
— Взаимно, — улыбнулась она.
ГлаваIX
Резкий толчок — лошадь неожиданно встала — заставил Стеллу очнуться от глубоких раздумий. Думала она в последнее время много, будто старалась наверстать упущенное за всю свою "бесцельно прожитую жизнь".
Лайнес замерла; прижатые к голове уши нервно подрагивали.
— Что случилось?
— Не знаю. Ее что-то сильно напугало.
Принц, нахмурившись, осмотрелся — вроде бы ничего, но Лайнес научила их доверять ее чутью.
— Что бы это ни было, похоже, оно впереди нас.
Теперь уже обе лошади нервно дёрнулись и, прядая ушами, подались назад.
— А я полагала, все неприятности остались позади. Как ты думаешь, что это?
— Не знаю, — пожал плечами Маркус, — но у меня такие странные ощущения… будто в боку покалывает.
— И у меня. Может… — Стелла осеклась и непроизвольно ойкнула — впереди, над дорогой, повис в воздухе человек в чёрном. Он неподвижно стоял на том, на чём по определению стоять невозможно, скрестив руки на груди. Вокруг его головы клубился дым, девушке даже показалось, что в воздухе запахло горелым. Глаза у незнакомца были закрыты; морщинки то набегали, то исчезали с его покатого высокого лба.
— Он вряд ли пришёл, чтобы пожелать нам доброго пути, — иронично шепнул подруге на ухо принц.
Принцессе было не до шуток.
Наконец веки странного человека дрогнули, и он посмотрел на них. Глаза у него были раскосые, злобные и… мутные.
— Возвращаетесь домой? Что ж, летите, беспечные пташки! Наслаждайтесь жизнью, но не забывайте, что я о вас помню. А память у меня долгая! Вы мне пока не нужны, но, кто знает, когда придет час расплаты?
Незнакомец исчез — своим появлением он не хотел напугать, а всего лишь напомнить о том, что он есть. И не как абстракция, а существо из плоти и крови.
— Я его уже где-то видела. — Стелла провела рукой по вспотевшему лбу.
— Точно, в Деринге! — вспомнила она. — Это тот самый человек, который пытался втянуть тебя в сомнительное предприятие.
— Ты уверена?
— Да. У меня хорошая память на лица.
— Ты хочешь сказать, что тогда со мной разговаривал…
— … сам Шелок. Так что ты — важная птица, раз он сам снизошел до такого, а не послал кого-то из подручных.
— Для меня гораздо важнее, во что выльется его "долгая память".
Они ехали по широкой лесной дороге; временами им попадались деревеньки, затерявшиеся среди вырубок, просек, ягодных полянок и ручейков, сбегавших вниз, в долину, со склонов гор. Дорога вела в Мен-да-Мен.
В город друзья въехали ранним утром. Мен-да-Мен медленно, неторопливо просыпался: с шумом распахивались ставни, сладко потягиваясь в приятной чистой прохладе осеннего утра, открывали лавки круглолицые торговцы, появлялись на улицах молочницы в шерстяных платках.
Город был небольшим, но чистым. Проезжая мимо аккуратных, будто игрушечных, домиков с нарядными крышами и свежевыкрашенными заборами, друзья вновь ощутили щемящую тоску по родному очагу, по своему маленькому уютному мирку. Каждый вспоминал о своём родном городе, о том, что ему было дорого.
Стелла закрыла глаза и мысленно перенеслась на четырнадцать лет назад. Она вновь была ребёнком с очаровательными кудряшками и большими блестящими глазами, ребёнком, которым хотел всё узнать, всё потрогать, всё успеть… А рядом с ней была мать — высокая женщина с длинными светлыми волосами. Принцесса навсегда запомнила её такой: молодой и красивой — хотя другой она никогда её и не видела. Далёкий, поэтому вдвойне восхитительный образ озаряла полузабытая, такая желанная добрая улыбка. Её улыбка.
Мать улыбалась и гладила её по голове… Стелла любила её больше всех на свете. Почему ты умерла, мамочка?!
И ей снова вспомнилась её смерть, непонятная, ужасная своей бессмысленностью кончина, которая перечеркнула так много в её жизни. Нет, в их жизни. Старла тоже любила мать, и отец в ней души не чаял. Но это ведь ничего не меняет, смерти было всё равно, что они все так её любили. Она нанесла удар из-за угла: Минара скончалась внезапно, зачахла, словно срезанный по ошибке цветок. Почему — знали только Даур и его хозяин.
Но королева была нетленна, ведь бессмертие не существует лишь для тех, кого некому помнить.
Перед мысленным взором Маркуса предстала Джосия: королевский дворец с остроконечными крышами, полузабытый вид из окна на белоснежные шапки гор. Это совсем не такие горы, как здесь, в Лиэне, крошечные, издревле обжитые людьми, преодолеть которые, по большому счету, не составит труда, — это неприступные великаны, чьи единственные собеседники — небо и солнце, даже птицы не в силах добраться до гребней некоторых вершин.
А у их подножий паслись кони, свободные, быстрые, как ветер, и прекрасные, как сама белоснежная Никара, жившая на вершине Анариджи.
Пожалуй, принц не был так сильно привязан к родителям, как к этим заснеженным горам и полноводным рекам в зелёных долинах. Как же давно он не видел этих гордых скал, казалось, победивших само время!
Окрашенные в абсолютно разные тона воспоминания обоих прервал глухой собачий лай: у ног лошадей вертелся лохматый пёс. На шум из дома напротив вышла женщина; длинные каштановые волосы почти полностью скрывали её лицо.
— Сама Арора привела вас ко мне! — обрадовалась она, вглядевшись в их лица. — Я ждала вас.
Друзья удивлённо переглянулись.
— Сделайте милость, зайдите ко мне, — ласково продолжила незнакомка и отогнала заливавшуюся лаем собаку. — Я вас напою тёплым молоком со свежеиспечёнными лепёшками. Если хотите, могу подогреть остатки ужина или приготовить что-то особенное, специально для вас.
Они не стали возражать, спешились и с радостью последовали за этой странной женщиной к старому мазанковому дому с высоким деревянным крыльцом на резных столбах. Взойдя на крыльцо первой, хозяйка кинула перед входом чистую циновку.
В доме пахло сосновой смолой и свежим хлебом. Маленькая комнатка, куда проводила их владелица, единственным оконцем выходила во двор. В ней мерно тикали заморские часы, резко диссонировавшие с остальной скромной обстановкой. Единственное, что, пожалуй, гармонировало с часами, — столик сандалового дерева на трёх гнутых ножках; на нём покоился хрустальный шар на позолоченной медной подставке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});