Элизабет Кернер - Малый драконий род

Если бы я поспорила, что шестеро человек ни за что не смогут простоять столь долгое время в молчаливом удивлении, то непременно проиграла бы.

Релла

Когда я вновь обрела способность дышать, то разразилась смехом — долгим и громким. Один из целителей прибегнул к чему-то такому, что, по-видимому, должно было помочь нам преодолеть ошеломление, но я уже не в силах была остановиться.

— Или поделись с нами, над чем ты тут покатываешься, или замолкни, а то квохчешь, как старая курица, — проговорил Джеми сухо.

— Берис... ну Берис же! — еле выдохнула я. — Клянусь Владычицей!.. Я бы отдала свое годовое жалованье, лишь бы увидеть его лицо, когда до него докатится эта весть! — Никто не пошевелился. — Как, разве вы не понимаете? — продолжала я. — Он ведь все свои надежды возлагает на демонов — это то самое его преимущество противостоять которому не может почти ничто. А теперь... Ха-ха-ха!.. Ох... Теперь сюда летят существа, которые способны уничтожить этих проклятущих тварей одним выдохом, и он ничего не сможет с этим поделать! Нет, это просто великолепно!

Похоже, слова мои наконец-то развеселили и остальных. Лично я то и дело вновь начинала заходиться смехом — и так на протяжении часа, пока мы продолжали путь. Думаю, Вариен так и позабыл рассказать обо всем остальным.

Похоже, мой добрый знакомец Шикрар собирался пожаловать к нам первым. Хотя я провела больше времени с его сыном Кейдрой, но Шикрара очень уважала. Он обладал честной душой. Единственным недостатком было то, что душа эта заключалась в неимоверно громадном теле. Он был вдвое крупнее своего сына. На Драконьем острове он смотрелся лучше некуда, однако я и представить его не могла здесь, в Колмаре. Слишком уж он велик для наших-то земель. Хотя увидеться с ним в Колмаре я была бы не прочь, ежели, конечно, он отыщется. Судя по речам Вариена и Ланен, никаких его признаков тут пока не было.

Хмурое утро растаяло в солнечном дне, как поется в древних песнях. Я лишь порадовалась этому, кости мои были уже далеко не первой молодости, ночным холодом их пробрало насквозь. Все утро я больше шагала пешком, чем ехала, пока мы поднимались все выше и выше в горы. Здесь было заметно холоднее, чем внизу, да и воздух казался несколько тоньше. Тут Уилл указал куда-то вперед и объявил:

— Наконец-то! Вон он, проход к горной долине.

— Как нельзя кстати, а то у меня уже живот подвело с голоду, — весело отозвалась Ланен. — Но где же, Уилл? Я не вижу никакого прохода, одни лишь скалы.

Он ухмыльнулся.

— В этом-то вся и суть. Если не знаешь, что там есть проход, сама ни в жизнь не отыщешь. Следуйте за мной.

Усевшись на одну из лошадей, он проехал слегка вперед — и вскоре на глазах у всех точно исчез в скале. Я подумала, что проход будет легче увидеть, когда мы подъедем поближе, но пока мы не приблизились вплотную, можно было поклясться, что там ничего нет, кроме сплошного камня. Вошли мы по одному, друг за другом, ведя лошадей под уздцы: проход был узким. И вскоре перед нами открылась большая круглая долина, покрытая зеленью и окруженная высокими скалами. В дальнем ее конце, немного левее, виднелся небольшой лесочек, который был наполовину скрыт двумя черными изгибистыми отрогами, круто сбегавшими с высоких скалистых стен к зеленой траве. Они походили на два громадных скошенных столпа по обеим сторонам от входа: незаметно начинаясь где-то в высоких утесах, книзу они все больше расширялись, пока наконец не встречались с землей.

Все это я узрела в первые же мгновения — благодаря своей выучке за время работы в Службе: постепенно привыкаешь сразу охватывать взглядом всю местность и отмечать возможные пути к быстрому отступлению. Но на первый взгляд выхода из долины не было — а потом мне стало уже не до изучения скал. Вся долина кишмя кишела Салерами.

Майкель

Проснувшись, я обнаружил, что уже шагаю вперед: вниз в логовину и вновь вверх, по склону нового кряжа, неизменно следуя к цели. Я совершенно не помнил, как встал, завтракал ли, да и мешка моего при мне не было. И тогда, одинокий, без надежды на чью-либо помощь, лишенный даже самых необходимых вещей, я начал борьбу.

Поначалу это было не особо трудно. То небольшая задержка, то нарочито устроенный привал — хотя отдых мне вовсе не требовался, лишь бы придержать тварь, что обосновалась во мне, не дать ей приблизиться к жертве. Она хотела, чтобы я шел быстро, и я приложил все усилия, чтобы идти как можно медленнее. Но быстро обнаружил, что как только начинаю думать о борьбе с демоном отвлеченными понятиями, то сразу же проигрываю: шаг мой ускорялся сам собою, а я этого даже не замечал, пока вновь не развивал ту скорость, какой от меня хотел демон. Поэтому я начал замедлять каждый отдельный шаг. И заставил себя сосредоточиваться на каждом последующем.

Пресвятая Шиа, как же это было тяжело! Впрочем, судя по тому как демон сопротивлялся, мне, должно быть, все же кое-что удавалось, и я, подключив всю свою волю, продолжал борьбу.

Прежде я много и упорно работал над тем, чтобы сделаться искуснейшим целителем, доводя свои природные способности до совершенства путем настойчивой и упорной учебы. Порою бывало нелегко, но я научился сосредоточивать всю свою волю на той или иной задаче до тех пор, пока не выполнял ее полностью. Благодаря этой выучке сейчас я стойко сопротивлялся чужой воле, хотя каждый шаг требовал от меня огромной сосредоточенности и решимости. Демон, разумеется, тоже противился, однако я использовал приемы, призванные противостоять первоначальному натиску, которым нас в свое время обучали. Если целитель ранен, он не может работать с прежней плодотворностью, поэтому перво-наперво нас обучили, как исцелять самих себя. Если же на это нет времени, то существует способ отстраниться от терзающей тебя боли. И я прибегнул к этому приему отстранения, чтобы защитить себя, хотя мне было известно, что потом это дорого мне обойдется.

Я чуть не рассмеялся. Все-таки привычка жить так сильна! Я даже забыл, что для меня «потом» уже не существует...

Тут-то я и понял истину старинного присловья: «Страшнее всего тот, кому нечего терять: ему нечего и страшиться». И чтобы доказать это, я встал как вкопанный, не обращая на отчаянное сопротивление демона, сосредоточившись лишь на том, чтобы смотреть вокруг на недавно народившуюся весну, слушать пение пташек, вдыхать чистый воздух, наполненный терпким ароматом жизни. Я стоял на залитом солнцем горном склоне, и слезы текли у меня из глаз, хотя не боль была тому причиною.

Вокруг меня расцветала жизнь во всей своей красе, и в самый разгар схватки со смертью я урвал мгновение, чтобы возрадоваться чудесному великолепию мира, что окружал меня, прежде чем я буду вынужден покинуть его навсегда.