Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович
Увидев мигающий огонек, он нажал на завиток, разрешая войти. На сей раз лейтенант Черных лучников не выглядел ни испуганным, ни ошеломленным — но лицо его было горестным.
— Говорите! — рявкнул Сварог. — Офицер вы или кто?
— Плохие новости, мой король, — решился адъютант. — Отряд герцогини Браг, посланный против мятежников, разбит наголову на Гарритальском поле…
— Была паника? — спросил Сварог, борясь с подступающей тревогой.
— Ни малейшей, мой король… но наши потерпели форменный разгром. Командир, генерал, погиб, потери огромные, оставшиеся в живых беспорядочно отступают… то есть, называя вещи своими именами, бегут, рассыпаясь по окрестностям. Мятежники их не преследовали. Вероятнее всего, отнюдь не по недостатку сил, а…
Сварог его прекрасно понял. Разбитого наголову противника не преследуют в двух случаях: когда собственные боевые порядки расстроены и погоню не удается наладить, а если такого не произошло, то это выражает крайнее презрение к потерпевшим поражение. Поскольку лейтенант уверен, что первого не произошло, — иначе не докладывал так уверенно, он парень толковый — значит, второе. Наглость поразительная — обычно так себя ведут только военные, а мятежники редко когда удерживаются, чтобы не пуститься в погоню…
Случайное совпадение, или командир отряда умышленно выбрал для боя именно Гарритальское поле? Историческое место, один из символов ронерской воинской славы. Лет восемьдесят назад, во время очередной снольдерско-ронерской не особенно большой войны (их набралось слишком много, так что названия получила одна из пары десятков, из разряда крупных) немаленький снольдерский корпус потерпел там сокрушительное поражение, едва четверть вторгшихся унесла ноги — ронерский генерал, командовавший войсками, их не преследовал именно что из презрения к драпавшему противнику. Даже если место было выбрано с умыслом (вполне вероятно, хотели еще больше воодушевить свои войска), на сей раз все случилось наоборот…
— Что известно? — спросил Сварог.
— Туда летали люди из военной разведки. Разбежавшихся собирают по окрестностям — все же не было всеобщего драпа, некоторые подразделения отошли, изрядно потерявши в числе, но в порядке. Принявший командование командир гвардейского полка делает все возможное… Мятежники добили раненых — что законам войны решительно противоречит, но мятежникам они всегда не писаны… Они встали укрепленным лагерем. Своих убитых сжигают на огромных погребальных кострах — старинный военный обычай, давным-давно вышедший из употребления, но они почему-то о нем вспомнили… Никаких поминальных служений на сей раз, правда, не производилось. И вот что еще… К нашим людям буквально кинулся один из Вольных Топоров — у них самые большие потери, хорошо, если уцелел один из двадцати. Он кричал, что должен поговорить с вами, что он вас знает. Подумав, они взяли его в самолет и привезли сюда. Он сейчас в Орлецовом кабинете. Шесть раз ранен, но все раны не особенно опасные. Его хорошо перевязали, накормили, келимаса дали самую чуточку, исключительно для бодрости — коли уж он хочет с вами говорить, должен быть в соображении. Какие будут распоряжения?
Сварог спокойно сказал:
— Никаких. Я сейчас туда пойду…
Подобно многим другим залам и покоям, получившим название от убранства или отделки, Орлецовый был украшен панелями и медальонами полосатого орлеца, густо-красного с белым и темно-желтого с голубым. Помещение было не особенно и большое, как несколько других, служившее Сварогу для частных разговоров с глазу на глаз. Человек в темно-зеленом камзоле излюбленного Вольными Топорами фасона встал и вытянулся, когда Сварог вошел. На первый взгляд он казался чересчур толстым для Вольного Топора — они всегда жилистые, поджарые, без капли лишнего жирка — но Сварог тут же сообразил, в чем дело: камзол сиял многочисленными прорехами от многочисленных ударов клинками и пиками, и в доброй половине из них белели чистые бинты.
— Садитесь, — распорядился Сварог отрывисто, присев к столу и бесцеремонно разглядывая незнакомца. На столе стояли тарелки с недоеденным жарким, солеными огурцами и хлебом, рядом пустая чарка. Лет сорока, с ранней проседью в темных курчавых волосах, стриженных коротко, «под каску», лицо, как у всех Топоров, обветренное, продубленное семью ветрами, глаза темные, умные. Он производил хорошее впечатление — вот только Сварог, порывшись в памяти, мог бы поклясться, что никогда его прежде не видел, никогда не встречались.
Вольный Топор, не чинясь, опустился на стул, тоже отделанный красно-белым орлецом. На правой руке у него, выше локтя, накрепко пришита нашивка из широкой полосы красного бархата, посередине украшенная эмблемой Вольных Топоров — медная голова каталаунского тигра с двумя скрещенными топорами. В давние-предавние времена голова была львиной, но с тех пор львы на Таларе повывелись. Ага, лейтенант. У Вольных Топоров были свои сержанты с капралами, лейтенанты, капитаны и полковники (генералов не имелось). Звания неофициальные, военные их просто-напросто терпят, когда поневоле приходится воевать бок о бок с Топорами, — словом, нечто вроде казачьих атаманов, есаулов и сотенных той поры, когда казаки еще вошли в состав русской регулярной армии.
— Занятно, — чуть усмехнулся Сварог. — Вы сказали, что меня знаете, но я-то, могу сказать со всей уверенностью, вас никогда прежде не видел… Как так?
— А я им сказал чистую правду, ваше величество, — Топор тоже усмехнулся, и от его ухмылки разошлась глубокая царапина в левом уголке рта, показалась капелька крови, на что Топор не обратил ни малейшего внимания. — Я же не говорил, что вы меня знаете. А вот я вас, точно, знал. Был в отряде Шега Шедариса, когда начался поход на Дике. Это я поджег и сбросил «кляксу», когда королева Сегура заняла главную башне Кортана. Вы к нам потом поднимались… конечно, не запомнили всех, но я-то вас не забыл… Так что смело можно сказать: я, как многие, вас знаю, это вы всех не упомните, да вам и нужды нет…
Он не врал.
— Понятно… — сказал Сварог.
— Ваше величество… А нельзя ли еще чарочку? Ваши лакеи мне плеснули воробьиный глоток, а после всего, что на Гарритальском поле случилось, душа просит доброй чарки. Я от такой соображения не потеряю и умом не поплыву, честное слово…
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Сварог. — Не первый год знаком с вашим братом…
Он извлек из воздуха добрую чарку келимаса, поставил перед лейтенантом. Тот взял ее, не высказав особенного удивления, молодецки осушил до дна, поморщившись, оторвал от ломтя кусочек хлеба, прожевал. Шумно выдохнул:
— Уфф… не пойло, не пиркет какой… Благодарю, ваше величество. Огонь по жилочкам, и бодрей себя чувствуешь — крови вытекло немало, как из резаной свиньи. Ну да дело привычное, кто и надеется в нашем ремесле остаться непокарябанным. Благодарю. Не подумайте, что я славословлю, оно и вам не надо, и мне не пристало, но у нас вас крепенько уважают. За все, что сделали. Вот я и решил к вам, не мешкая. Хорошо, ваши послушали, взяли с собой. Первый раз в жизни оказался в этой летучей штуке, ну да нас ничем особенно и не удивишь…
Усмехнувшись, Сварог извлек из воздуха и поставил перед ним бутылку с узенькой сине-красной наклейкой без надписей и рисунков. Сказал:
— Только наливайте себе понемногу, соблюдая меру… Хотите что-то мне рассказать?
— Иначе чего я здесь… Я подумал: когда еще ваши начнут уцелевших опрашивать. Если начнут… А дело серьезное… Я, с вашего позволения… — Он налил себе с четверть чарки и выпил уже степеннее, откусил огурец. — Никак нельзя было медлить или держать при себе. В общем, мы стояли до последнего, потом они нас смяли, убили капитана, к тому же знамя упало, вот мы с чистой совестью и отступили… да наутек пустились, что уж там. Главное, не позорно, все честь по чести…
Сварог понятливо кивнул. С обычаями Вольных Топоров он был хорошо знаком, главным образом благодаря Шедарису, хотя и другие внесли свою лепту. Топоры стоят насмерть и отходят только по приказу, либо увидев, что упало знамя, а это означает, что главный командир убит, войском больше никто не управляет, и без малейшего ущерба для чести можно не то что отступать, со всех ног бежать…
