Олег Авраменко - Власть молнии

– Мне вот что непонятно, государь. Мы всё пытались решить, где лучше встретить татар, на левом берегу или на правом. Но у меня появилась другая мысль. Думаю, татары рассуждают точно также и ожидают, что мы схватимся с ними на одном из берегов. А придёт ли им на ум, что мы ударим на переправе?

– На переправе?! – изумился Данила Романович. – Но какой в этом толк!

– Неожиданность, – подсказал Читрадрива. – При переходе через Днепр они не будут стоять в боевом порядке.

– Ну, не знаю, не знаю, – пожал плечами Михайло. – По мне, так всё едино, на каком из берегов бить татар. Как ни крути, их будет столько, сколько будет, и никак не меньше. Только я бы на переправу не совался. Незачем распылять наши силы.

– А тебе и не придётся соваться на переправу, – сказал Карсидар. – Для начала, пожалуй, я сам спрячусь на Тугархановой косе со своей «коновальской двусотней». Они рубаки отменные…

– Да ты что, Давид! – замахал руками Данила Романович. – Мы тут не знаем, как воевать против татар с четырьмястами тысячами, а ты хочешь двумя сотнями их задержать! В своём ли ты уме?

– Ничего, государь, – спокойно произнёс Карсидар. И изложил план, вызвавший у Данилы Романовича крайнее изумление, смешанное с восхищением. А у Михайла вообще дыхание перехватило от восторга.

– Но ведь это нельзя проверить, – сказал, наконец, Данила Романович. – Для этого нужно ждать зимы.

– Не обязательно, – успокоил его Карсидар. – Главное найти какое-нибудь глухое озерцо. А там мы с Андреем постараемся, чтобы всё получилось как нельзя лучше…

Обсуждение предложенной идеи продолжалось часов до четырёх дня; по этому случаю государь даже обед отложил. А когда они покидали дворец, Михайло был ещё больше восхищён «зятьком», чем обычно. Кстати, после этого он не пошёл домой, а отправился в Десятинную церковь и поставил «за здравие воина Давида» по преогромнейшей свече ко всем самым значительным иконам. А дома заперся в своей комнате и ходил из угла в угол до глубокой ночи.

Через несколько дней состоялась пышная свадьба Карсидара с Милкой. Отец невесты сиял, как новая веверица. Люди поговаривали, что давно никто не видел сотника таким счастливым. Оба сына Михайла уже перестали противиться тому, чтобы «колдун поганый» породнился с ними, а Вышата и вовсе взирал на Карсидара с плохо скрываемым восхищением. О Милке даже говорить не приходится… Одна только старая мамка плакала – да и то от счастья за свою «рыбоньку».

Хотя нельзя сказать, что с того дня жизнь молодой четы протекала безоблачно. Вопреки солнечному ходу, с востока наползала на Киев ужасная тень. Но то была не ночная темень и не тень от тучи – громадное татарские войско собиралось в кулак под Черниговом. Об этой угрозе помнил каждый житель прекрасного города.

И вот государев советник Давид, прожив всего неделю с молодой женой в собственном доме, о каком не смел и мечтать мастер Карсидар, после дня Усекновения главы Иоанна Предтечи засобирался в путь. На все вопросы разом погрустневшей Милки он отвечал одно:

– Еду по поручению Данилы Романовича.

Бедняжка боялась, что он снова намерен совершить вылазку на левый берег Днепра; однако сбора «коновальской двусотни» не последовало. Да и что за «государево поручение» такое, если Данила Романович уехал в урочище Зверинец на охоту! Там он неожиданно заперся на целый день в Выдобецком монастыре, а затем почему-то отправился в Теремец, расположенный по дороге к Васильеву. Куда он девался дальше, толком никто не знал, кажется, решил навестить Белгород. Прибывший в Киев гонец сообщил лишь, что государь отменяет назначенный ранее военный совет. По поводу чего и бояре, и собравшиеся в столице удельные князья, и воеводы, и все прочие терялись в догадках.

Надо ли говорить, каково было молодой жене, которую впервые покидал любимый муж! И никакое «государево поручение» не могло оправдать в глазах Милки этого поступка. Она даже не могла посоветоваться с отцом, потому как и Михайло где-то запропастился. Оставалось лить слёзы на груди у верной мамки.

– Ничего, рыбонько моя, вернётся наш Давидушка, – утешала Милку старуха. – Ему ведь никто не ровня! Видела, как он мечом-то махает? Шуточное ли дело!

Слабое утешение! Мало ли какие опасности могут подстерегать милого на ратных дорогах…

– Ладо моё, солнце ненаглядное! – причитала Милка, схватившись за уздечку Ристо. – Начто покидаешь меня, куда уезжаешь? Ходил в женихах, и то я нечасто тебя видела, пожалей хоть теперь мою бедную головушку, не оставляй меня, несчастную! Всего-то недельку и побыл с молодой женой, ну где же такое видано?!

Карсидару насилу удалось разжать её пальцы. Он не знал, как успокоить жену, заверял, что скоро, всего через несколько дней вернётся, что ей надо привыкать к отлучкам мужа, такова государева служба, что пока не разобьют татар, не видать им спокойной жизни…

– Вон, гляди, даже конь мой смеётся! – сказал наконец Карсидар. Послушный мысленному приказу Ристо мотнул головой и громко фыркнул. Милка неуверенно усмехнулась, вытирая слёзы. Тогда он наклонился с седла, крепко поцеловал жену и, чтобы избежать дальнейших объяснений, с места пустил коня галопом. Выехав за ворота, обернулся. Побледневшую Милку, которая вновь залилась слезами, поддерживала мамка.

Княжеский советник Давид направился через Лядские ворота на Клов, где к нему присоединился лекарь Андрей. Вместе они выехали на дорогу, ведущую в Васильев. Вот и всё, что удалось выведать затем двум Милкиным служанкам у жителей Клова. Впрочем, и так было ясно, что муж возьмёт с собой в дорогу товарища. Также было очевидно, что они направятся на юг от Киева, раз её любый Давид уезжает по «государевым делам». Но что же дальше?.. И сам Данила Романович, говорят, как сквозь землю провалился. Неутешная молодая жена терялась в догадках.

А тут ещё, как назло, погода испортилась. Резко похолодало, сделалось сыро, пасмурно, словно бы вслед исчезнувшему милому с севера потянулись целые стада тяжёлых свинцово-чёрных туч. От этого на сердце сделалось так тяжело и тоскливо…

Не знала Милка, да и никто из горожан не знал, даже более того – предположить не мог, что юго-западнее Киева вообще наступила настоящая зима. Между прочим, жители одной из тамошних деревушек отправившись в один ненастный день за хворостом, чтобы протопить свои жалкие лачуги, обнаружили, что лежавшее в лесной чаще озерцо замёрзло и покрылось коркой льда. Поражённые смерды принялись было пробовать лёд ногами, чтобы выяснить, насколько он толстый. Как вдруг заметили на противоположном берегу шатёр, около которого паслись стреноженные кони. За лошадьми присматривал коренастый бородач, неподалёку от него стояли ещё двое. Одного рассмотреть не удалось, потому что он был одет в серый плащ, спускавшийся почти до щиколоток, а его голову полностью скрывала странной формы накидка. Другой был не очень высок, но держался прямо, уверенно и время от времени поглаживал коротко остриженные темно-каштановые волосы и аккуратную бородку.