Павел Александров - Откровение миротворца (СИ)

– Лейна, – прошептал Марк, не осмеливаясь верить в такое чудо.

Она очнулась, недоумённо оглядевшись вокруг, словно проснулась от страшного тяжёлого сна, и медленно поднялась.

– Что… что произошло?

– Действие проклятия остановлено, – прошептала Амарта, глядя полуоткрытыми глазами в пелену и улыбаясь. – Яд обезврежен. Пройдёт немало времени, прежде чем твои лёгкие восстановятся. Но всё позади. Ты не умрёшь.

Восторг не вспыхнул. Он медленно, робко потянулся вверх, словно боясь, что сияние чуда окажется всего лишь издевательским мороком.

Лейна спасена. Мелфай отвернулся от Акафарты. Оружия, так тщательно вынашиваемого Сарксом, больше нет. О, радость, радость…

Шатаясь, тяжело переставляя ноги, Марк направился к Лейне. Чтобы взять её за руку. Чтобы вместе выйти из этого кошмара, убежать за пределы Мглы, наслаждаясь счастьем и свободой…

Отзываться на тревожный, предупреждающий об опасности зов в груди, совсем не хотелось. Какая опасность? Какая хитросплетённая западня? Бежать, бежать, наслаждаясь нежданно свалившимся на голову спасением и счастьем!

Усилием воли, за которое Марк готов был себя возненавидеть, он остановился, не доходя нескольких шагов до Лейны, и вновь обернулся к зеркальным глазам Акафарты.

Лик её оставался выдержанным и холодным, и это спокойствие каким-то образом передавалось и встревожившемуся было Сарксу. Взгляд его из туманной пелены всё ещё был устремлён на Марка, но это был отнюдь не взгляд побеждённого. Казалось, он затаился и молчит, боясь спугнуть рыбку, что вот-вот коснётся губами крючка…

Ну и пусть. Пусть дёргает за ниточки механизмов своих ловушек, пусть Акафарта поднимает своё последнее – роковое – зеркало. Он не будет больше думать о планах врага. Он просто возьмёт любимую за руку и ПОЙДЁТ ПРОЧЬ ОТСЮДА!

Однако он так и не сдвинулся, потому что взгляд его остановился на неподвижном теле чародейки.

– Амарта, – прошептал он, не зная, как выразить то огромнейшее чувство благодарности к этой женщине, которую он когда-то считал опасным врагом.

– Не надо, Маркос, – устало ответила она. – Благодари Эфая. И своего Спасителя.

Марк глядел в угасающие глаза чародейки и чувствовал, что не может с места сойти. Эта женщина в одно мгновение стала для него настолько близким, настолько родным существом, что ему показалось, будто он знал её с самого детства, как сестру, как родственную душу.

– Амарта. Мы уходим. Вставай, я помогу тебе.

– Уходи, Маркос, – прошептала чародейка. – Бери свою плеонейку и уходи.

– А ты?

– Мне уже незачем идти. Я останусь здесь. Моё сердце поражено.

– Сердце можно исцелить.

– Дурак! – чародейка нервно усмехнулась. – Я говорю о кровеносном сосуде, а не о душе. Меня убили, Маркос. Ледяной нож экзекуторов Хадамарта таки настиг меня. Эта рана смертельна. Иди. И не вздумай винить себя в моей смерти. Я пришла сюда не ради тебя. А ради… Впрочем, это неважно. Уходи.

– Амарта. Неужели ты думаешь, что мы оставим тебя здесь? – прошептала Лейна, тяжело дыша, но уже не столько от боли в груди, сколько от бушующих в ней переживаний.

– Вы не дотащите меня даже до Северных врат. Я уже должна была умереть, но Мгла поддерживает мою жизнь, потому что я с ней связана. За её пределами я тотчас умру. Кому нужен мой труп? Нет, сельвейка, здесь подходящее место для моей могилы. Эфай бы одобрил.

– Ну и что же ты стоишь, Маркос? Беги! – сорвался насмешливый голос Саркса. – Беги, наслаждайся своей девчонкой, мучайся воспоминаниями и сожалениями! Беги, я всё равно дождусь своего часа, у меня много времени и терпения!

Марк не слушал. Взгляд его уже в который раз упал на зеркальные глаза женщины-оракула, затем задержался на перепачканном кровью и грязью лице Лейны и вновь устремился к Амарте.

«Я – часть души Амарты, и могу существовать в этом мире только до тех пор, пока жива она, – как будто вновь прозвучали слова Циэли. – С ней исчезну и я».

– Маркос? – вопросительно шепнула Лейна, ощутив новую тревогу.

Марк стоял, опираясь обеими руками на меч-посох, и глядел на умирающую чародейку с непостижимым чувством, какое не испытывал никогда. Это было какое-то восторженное, будоражащее волнение, проходящее опасной гранью между просветлённым покоем и ужасом потери всего, из чего состоит его жизнь.

«Ты никого не спасёшь уничтожением, Маркос. Ты миротворец, а не уничтожитель».

«Да, всё верно, Циэль».

Взгляд его неотрывно сосредотачивался на бледном лице Амарты. Он ещё не знал, что произойдёт, уверенный только в одном: он не оставит её умирать в этом проклятом месте.

«Почувствовать её боль. Ощутить её тело своим», – приказал он себе.

И тут, как будто часть его души ворвалась вихрем в память её угасающей жизни: горящий дом, ужас и одиночество, скорбь на могилах, восстающий гнев, ненависть, жажда мести – в одно мгновение он увидел все боли и горести её жизни и прожил их вместе с нею.

«Спаситель, прости меня. Но я не знаю… не понимаю, как поступить иначе…»

– Маркос… о, нет, – выдохнула Лейна, побледнев.

Он взглянул на неё: испуганные умоляющие глаза – о, какое искушение! Холодная пропасть небытия вместо желанного счастья, к которому он столько стремился, которого столько ждал…

– Ты поймёшь, Лейна. Ты простишь.

Сказав, Марк вздрогнул, так как уже ощутил главный кровеносный сосуд чародейки, истекающий кровью.

Амарта вздрогнула одновременно с ним. Она шевельнулась. Веки, сомкнувшиеся было в тихом ожидании смерти, раскрылись, и глаза её расширились.

– Что?! Что ты удумал, Маркос?! Не смей! Не смей этого делать! Не прикасайся ко мне!

– Я и не прикасаюсь, – с улыбкой ответил Марк.

– Маркос, прошу тебя! – крикнула Лейна, и из глаз её брызнули слёзы. – Не надо… давай просто уйдём отсюда, просто уйдём…

– Лейна. Зачем ты это говоришь? Ты же всё понимаешь не хуже меня.

Взятие чужой раны. Принцип, упомянутый во всех кодексах аделианского рыцарства как «запретный».

Эфай никогда и никого не обучал Взятию чужой раны. Да и не смог бы обучить. Только сейчас, ощущая своим сердцем сердце Амарты как единый сосуд, Марк понял своего учителя. Этому невозможно научить – только научиться.

«Что будет, если все начнут использовать этот принцип? – сказал ему как-то Эфай. – Жёны начнут умирать вместо мужей, дети – ради родителей, а тот, кто не сможет на это отважиться, будет мучим совестью и осуждаем окружающими. Нет, аделианское рыцарство поступило правильно, что запретило изучение Взятия чужой раны. Это очень опасный принцип. Хвала Всевышнему, что никому не дано постичь его своими силами».