Оксана Демченко - Паутина удачи

Семен фыркнул, попробовал вернуть лицу страдальческое выражение, но не сдержался и расхохотался. Роман подвинулся ближе к нам, гордый оттого, что его зовут полным именем и необычайно высоко ценят как свидетеля.

– Ладно, ваша взяла, – сдался Сёма. – История странная до предела. Все началось полгода назад, я искал сведения относительно франконских магов и их тайного ордена. Меня ненадолго пустили в закрытый архив большой столичной библиотеки. Там очень сложный каталог, но одна пожилая сударыня с милыми и незабываемыми манерами Екатерины Федоровны помогла мне. Мы разговорились, она нашла и заказала для меня нужные рукописи и книги. Потом я искал ее, хотел поблагодарить. Но оказалось, никто похожий в библиотеке не работает. И рукописи, которые я читал, мне выдать, по идее, не могли, даже для просмотра. На них полный запрет магической полиции, тогда еще она была в силе…

– Таинственное привидение, – порадовался Саня.

– Во второй раз она появилась именно как привидение, – хмыкнул Сёма. – Я сидел в трактире на станции, километрах в двадцати от столицы, тихое местечко. Ждал… неважно кого, он несколько раз помогал с информацией по ведомству Потапыча. Женщина подсела за столик, я даже не заметил, как и когда. Положила передо мной конверт с бумагами. Сказала, что их следует передать Евсею Оттовичу, что самому мне в дело лезть глубоко нельзя, оно для магов и полиции. Я хотел толком выяснить почему, но меня окликнули.

– А когда ты обернулся, ее уже след простыл, – страшно выкатив черные глазищи, предположил осмелевший Ромка.

Хромов развел руками: как тут рассказывать, когда наперед все угадывают? Но мы пока ничего не знали! Саня ему об этом напомнил. Несчастный журналист скривился как от зубной боли и стал нехотя рассказывать.

– Само собой, – заявил он, – совет разумной старушки остался без внимания.

Он прочитал записи и влез в дело глубже некуда. Как можно отдать такое не глянув! В стране пропадают дети. Давно пропадают. Может статься, с самого начала правления Вдовы, а то и раньше. Чаще девочки, но порой и мальчики. Разного достатка и происхождения, но всегда в возрасте от семи до двенадцати лет. И неизменно тихо, без огласки. Родители полагают их умершими в больнице вдали от дома, заблудившимися в лесу, утонувшими. Нет ни тел, ни разбирательства, ни даже повода к нему. Лишь родственники двух из дюжины упомянутых в бумагах малышей пробовали обратиться в полицию. Однако в первом случае не смогли: сами оказались ворами и были посажены под замок, а затем сосланы на север. Во втором же случае обращению помешала смерть отца пропавшего ребенка, его ограбили ночью на улице и закололи подло, ударив ножом в спину…

Рукописные заметки на отдельных листках в том же загадочном конверте были сплошными вопросами без ответов. Кто разыскивает детей и как выделяет «подходящих»? Каковы возможности загадочного злодея, если он умудряется искать по всей нашей огромной стране и оставаться незамеченным? Что это за мерзавец, не стареющий и не покидающий своего поприща? И так далее.

– Ты решил искать ответы в одиночку, – возмутилась я.

– У меня были свои материалы, – признался Сёма. – Между прочим, один из листков в конверте был как раз моей старой, трехлетней давности, статьей о делах в родном уезде. Я писал про семью, из которой якобы украли ребенка цыгане. Утверждал, что они далеко не ангелы, но валить на табор все беды – значит позволять властям прекратить нормальную работу. Между тем у родителей невесть откуда взялась пара крепких коней, полезных в хозяйстве. А мальчик был не родной, он, как и я, остался сиротой после эпидемии.

– Болела душа за земляка, – понятливо кивнул Ромка.

– Дюжина пропавших в основном списке последних лет, еще два десятка под вопросом, а кто сказал, что случаи подобраны аккуратно, а кто проверил более ранние даты? Это вопрос профессионального самоуважения. Я не готов передавать от своего имени сомнительную информацию, – гордо заверил нас Семен. – Вот и решил отсеять пустые совпадения. Мальчика, кстати, удалось найти, его отдали батрачить, а коней купили на деньги, полученные от продажи имущества умерших родителей. Я отправил запрос от имени редакции, там полицейские с перепугу перед столицей и расстарались. Еще троих детей в дополнительный список внесли наверняка зря. А остальные… В общем, я пришел к идее о существовании организации. Тайной и страшной, явно магического толка. У меня кое-что накоплено по столичным чиновникам. Я стал проверять, расспрашивать, кто интересовался детьми вообще и сиротами в особенности. У кого были связи с магами, полицией. И так я увяз в этих связях, что почти забыл уже о детях. На прошлой неделе отчаялся одолеть гору завалившей меня информации. Твердо пообещал себе проверить последний адрес и отдать наработки господину Коршу в том виде, в каком они есть. И если бы не шел вчера ночью шесть часов до дома, так бы и не отдал в этой жизни… Вот и весь рассказ. Теперь ваша очередь. Роман, давай подробно, без спешки: как ты влип в эту историю?

Сёма встал и жестом предложил парнишке занять место в кресле. Тот просиял, гордо угнездился в глубине, обнял обеими руками большую вышитую подушку и стал говорить. Неторопливо, раздумчиво, изо всех сил стараясь выглядеть взросло.

Своих родителей Ромка не помнил. Из первого табора он сбежал лет в пять. Не нравилось ему изображать калеку, хоть и подавали «несчастному ребенку» щедро. Он хотел совсем другого. В цирке работать или, на худой конец, в театре. Даже билеты продавать для начала был согласен, если сразу его талант не оценят и лицедействовать в первые дни не пустят. Черные глаза озорно блеснули: собственная наивность теперь изрядно забавляла повзрослевшего Ромку. А тогда все было всерьез. До города цыганенок добрался удачно, до театра тоже. Его даже внимательно, не перебивая, выслушал дворник, но в труппу принимать не стал. Велел ждать директора в своей комнатушке и вызвал полицию…

Кстати уж, нельзя не отметить: даже Мари признаёт, что к детям у нас, в Ликре, относятся неплохо, со вниманием. С улиц подбирают бродяжек, сирот по заявлению соседей о неблагополучности тоже увозят в приюты, проверив сообщение. Там учат грамоте и ремеслу, пристраивают по возможности во взрослой жизни. Хотя, само собой, детство получается серое и унылое, огороженное стенами и заборами, ограниченное многочисленными правилами. Не везде есть толковые воспитатели, да и сердце у каждого не попросишь предъявить: болит оно за детей или давно покрылось коркой… Опять же воровство – мелкое, бытовое – образ жизни, типичный для многих. Поди проверь, сколько в кашу крупы засыпано и сколько воды в молоко или компот долито! Ромка по вкусу оценил сразу и точно: ему с сердечностью и честностью старших не повезло. И покинул унылое заведение. Позже, за четыре года самостоятельной жизни, он сбегал еще трижды.