Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл

Я не раздумывала ни мгновения. Взяв из его рук эту грубую корону, я высоко подняла ее и негромко произнесла:

— Во имя Ветров и Владычицы, — и водрузила венец ему на голову.

Теперь самоцвет вновь украшал его чело, обрамленный серебристыми волосами, — прекрасный и до боли знакомый.

Больше слов не было. Вместе мы вышли из пещеры, вокруг все было залито золотистым светом угасающего дня, и направились к чертогу Совета.

Вариен

Никогда с тех пор не приходилось мне делать ничего более сложного, чем в тот раз, когда я шел сквозь расступившиеся ряды сородичей к возвышению у дальней стены Большого грота. Идай уже обо всем им рассказала, вслед за ней и Шикрар добавил свое слово. И что бы вы думали? Все были в полнейшем изумлении и с недоверием глазели на происходящее, храня полное молчание. Разве можно было найти какие-то слова, предусмотренные на подобный случай?

Неуклюже вскарабкавшись на плоское возвышение, я встал, поддерживаемый Ланен. То, что раньше казалось мне небольшим выступом, теперь стало для меня настоящим препятствием, и я потратил немало усилий, прежде чем сумел преодолеть его. Я стоял, пошатываясь, перед своими сородичами, а души присутствующих были обращены к прошлому. Мне было видно, что все они охвачены горем из-за кончины Ришкаана; и все же по древней привычке они продолжали тянуться к своему царю — ко мне, стоявшему сейчас перед ними в облике маленького, беспомощного гедри, словно к надежному укрытию во время суровой зимы. Большинство из них выражали своим видом Удивление, некоторые — Недоверие, пусть временное. Но надо всем этим, подобно весенней зеленоватой дымке, едва улавливался тончайший намек на что-то, очень напоминающее Надежду.

Я не знал, что сказать. Прежде я боялся, что вместе со своим драконьим обликом утратил и способность к Языку Истины, однако сейчас самоцвет моей души сиял там, где ему и должно было сиять. Чтобы сородичи смогли услышать меня, мне пришлось тщательно собраться с мыслями, словно совсем юному малышу. Мое новое тело не было приспособлено к подобному, однако, к своей вящей радости, я обнаружил, что по-прежнему владею Языком Истины.

«Родичи, приветствую вас любовью вашего царя!» — произнес я.

Речь моя была размашистой, и меня слышали все; не оставалось сомнений, что это самый настоящий Язык Истины — разум мой оставался прежним, слегка лишь ослабев. Все же я понял, почему Ланен не очень охотно прибегала к мысленному общению, если могла обойтись без него. Едва я заговорил таким образом, как у меня сейчас же разболелась голова, и боль, похоже, грозила усилиться. Тем не менее я знал, что лишь такой способ разговора сможет их убедить.

«Я — душа, которую вы знали как Акхора, Серебряного царя. Родичи, я стою перед вами, преображенный до неузнаваемости, и не могу сказать, как и почему это произошло, ибо и сам не ведаю. Любовь моя и забота к вам нисколько не изменились, однако волею Ветров я перерожден теперь в подобие человека и отныне должен жить как человек. Я возвращаю вам царский сан, коим вы наградили меня давным-давно, и желаю, чтобы вы избрали на эту должность иного достойного.

Я же более не государь Акхор — я стал человеком с именем Вариен. Моя участь, каковой бы она ни была, в ваших руках; но я прошу вас, ради давней любви: пощадите мою возлюбленную — Ланен, Маранову дочерь».

Я оперся на Ланен — силы мои были на исходе, ибо Язык Истины причинял мне слишком много боли.

Этого было достаточно. Более сказать было нечего.

Ланен

Я поддерживала его и ждала. Больше ничего не оставалось делать.

Мне казалось, что молчание тянется целую вечность. Напряженность воздуха давила меня, словно тяжелая туча, а время ползло невыносимо медленно. Каждый вздох мне казался часом, а в голове у меня одна за другой проносились разнообразные страшные развязки этой безумной затеи богов, и каждая следующая казалась еще хуже предыдущей; меня уже начало охватывать недоумение, а молчание все тянулось, не нарушаемое ничем, и я все еще дышала.

Наконец я стала думать, что они, быть может, уже пресытились смертью и разрушением и не желают больше причинять нам вреда. Я не могла сказать с полной уверенностью, но тем не менее среди самых разных их проявлений я не заметила ничего, похожего на Осуждение. Скорее, присутствовало нечто противоположное.

Надежда?

И тут я поняла, словно сама Владычица открыла мне глаза, что из-за кражи самоцветов Потерянных и смерти Ришкаана их сердца были скованы болью, как и наши с Вариеном. Я поняла, что лишь в Потерянных видели они свое будущее, не надеясь больше ни на какие иные перемены. Спасение душ их сородичей, давшееся столь дорогой ценой, стало спасением и для Рода; и теперь наша надежда стала их надеждой — ею был Вариен, что стоял сейчас перед ними на двух ногах, в грубом черном плаще и с плохо сидевшей короной на голове.

И все их стремление стало подобным моему собственному — соприкоснуться с извечным иным, дав ему место в своих сердцах.

Наконец молчание было прервано единственным голосом, подобным пению небес, звонким и восторженно-ликующим, который выкрикнул:

— Слава государю Вариену! Слава царю!

И две сотни голосов с певучим звоном присоединились к первому, возносясь ввысь в изумленном ликовании:

— Слава государю Вариену! Слава царю!

И царь смиренно встал перед ними на колени.

Потом эта музыка голосов сменилась знакомой мне тишиной, но даже в этой тишине до меня по-прежнему доносилось пение — неистовое и удивительно проникновенное, выразительное и обнадеживающе радостное.

Вариен

Я и не мечтал о подобном. Когда они выкрикивали мое имя, я понимал, что не могу поистине быть для них царем, но благословенный гул их приветствий потряс меня. Когда вновь наступила тишина, я с помощью Ланен поднялся и поклонился им, как это принято у гедри. Я вновь попытался заговорить на кантриасарикхе, ибо возвращение Языка Истины позволяло надеяться и на большее, однако язык мой и челюсти явили лишь некое смехотворное подобие подлинных звуков. Тогда я вновь сосредоточился, не обращая внимания на боль, которую причиняла мне истинная речь.

«Дорогие мои сородичи, я сохраню память об этом моменте до самой своей смерти и всегда буду лелеять ее в своем сердце. Мы все помудрели, а Слово Ветров скрепило печатью нынешнюю нашу просвещенность. Но я не оставлю вас без царя. Меня удручает, что я даже не могу говорить с вами на кантриасарикхе. Если вы, ради давней любви, согласитесь принять мое мнение, то я хочу предложить, чтобы вместо меня отныне правил Хадрэйшикрар».

— Он Хранитель душ, государь Вариен, — откликнулась с почтением Эриансс. — Ты требуешь слишком многого от него одного.