Кира Измайлова - Странники

— Вторая камера, на прогулку — шагом марш! — скомандовал сержант. — Живо, живо!

Я ошалела от такого сервиса! Мало того, что еду в камеру приносят, так еще и гулять выводят! А ведь это очень кстати, можно будет оглядеться…

— А чего мы одни-то? — спросила я, уже привычно закладывая руки за спину и выходя из камеры. Марстен, подумав, последовал за мной. — Больше никому прогулки не положены, что ли?

— Согласно распорядку, прогулки положены всем, кроме особо опасных военных преступников, — невозмутимо ответствовал сержант.

Я примолкла, соображая: то ли, кроме нас, тут содержались исключительно особо опасные военные преступники, то ли мы вообще были единственными заключенными. Что так, что эдак, нам это ничем помочь не могло. Даже если и есть тут другие пленные, через стенку с ними перестукиваться прикажете, что ли? Так я местной азбуки Морзе все равно не знаю, да и где гарантия, что товарищи по заключению окажутся лучше тюремщиков?…

Выйдя на крохотный пятачок, где заключенным предписывалось совершать моцион, я поняла, что с надеждой «оглядеться» можно распроститься. С трех сторон эту площадку окружали какие-то строения, с четвертой виднелось некое открытое пространство, заставленное военной техникой, но чем это могло быть полезно, я не знала.

Прогулка длилась минут пятнадцать или двадцать, должно быть, тут полагали, что этого достаточно. По мне, так даже более чем достаточно: пошел дождь, а навеса над площадкой предусмотрено не было. В результате я мало того, что вымокла, так еще поскользнулась и ляпнулась в грязную лужу — здешний грунт развозило в отменную грязищу практически мгновенно. Марстен поглядывал на меня с сочувствием, но помочь не пытался, разве что на ноги меня поставил. Тоже верно, еще не хватало, чтобы он тут свои магические «зонтики» начал устанавливать или вообще тучи разгонять!

В конце концов, сержант сжалился и загнал нас обратно под землю. Топая по лестнице, Марстен пытался отряхнуть комья грязи с сапог и выжать воду из слипшихся колтунами волос, но выходило у него плохо. Похож он был, если честно, на пугало огородное! На что похожа я, я предпочитала даже не представлять…

— Помыться бы… — вздохнула я.

— Да, господин Трилвас, помыться бы нам! — сказал Марстен проходившему мимо него сержанту (тот заключенных совершенно не опасался, видимо, небезосновательно считал себя полностью защищенным от всяких неожиданностей).

Далее события развивались довольно динамично: сержант, с непостижимой быстротой развернувшись, сграбастал Марстена за грудки и со всего размаху приложил к стене.

— Повтори, что ты сказал?… — попросил он довольно недружелюбно.

— Помыться бы нам… — выдавил ошарашенный Марстен. (Так с ним, надо думать, давно никто не обращался! Однако вступать в рукопашную с Трилвасом он не стал, и на том спасибо!) Подумав, он добавил, стремясь казаться вежливым: — Господин…

— Раз и навсегда усвой… — проговорил сержант, методично встряхивая Марстена в такт своим словам. — Во Второй Красной армии господ нет! Ко мне обращаться — товарищ сержант. Усвоил?

— В к-какой армии?! — пискнула я, пропустив мимо ушей «товарища».

— Во Второй Красной армии, — повторил Трилвас, отпуская Марстена и указывая на нашивку у себя на плече. Там красовалось что-то вроде языков малинового пламени на черном ромбе, и все это увенчивалось крылышками и еще какой-то невнятной загогулиной, точно такая же фигура, кстати, была вытатуирована и на голове сержанта. Надо думать это и был символ Красной армии… Второй… — Вам ясно? Или повторить?

— Все ясно, все ясно, т-товарищ сержант! — с некоторым усилием выговорила я, вставая между Трилвасом и Марстеном. Я опасалась, что, отойдя от неожиданности, Марстен может попытаться заехать сержанту по физиономии, а это точно ничем хорошим не кончится. — Вы нас простите, мы люди темные, дикие даже в чем-то… откуда же нам знать, как вас положено звать-величать, у нас-то все господа, чуть не так поклонишься, не в ту сторону моргнешь — тут же на конюшню, да вожжами… Вы не серчайте, товарищ сержант, мы же хотели, как лучше!

— Ага, мы хотели, как лучше, — несколько заторможено подтвердил Марстен.

— Хм… — сказал Трилвас, подозрительно оглядывая нас.

На физиономии Марстена было написано смирение, я же лучилась самой искренней улыбкой, на какую только была способна, и это, кажется, сержанта вполне удовлетворило.

— Товарищ сержант! — решилась я, когда он уже собирался закрыть за нами дверь нашей камеры. — Разрешите обратиться?

— Ну? — буркнул он, но мне показалось, что я угадала с тоном вопроса.

— А что значит — Вторая Красная армия? — простодушно спросила я. — Это, наверно, по цвету знамени названо, да? Вот у нашего герцога есть Золотая сотня, Серебряная сотня и…

— Ну и места у вас, — презрительно сплюнул сержант. — По цвету знамени! Тьфу!

— А как же иначе? — удивилась я.

Слово за слово, мне удалось вытянуть из Трилваса кое-какие скудные сведения. На самом деле, все было очень просто: военные одной части обычно бывали магами одинаковой стихии, а все подразделение называлось по цвету, символизирующую эту самую стихию. В Красной армии, стало быть, служили сплошь приверженцы стихии Огня, в Белой — Воздуха, в Черной — Земли, в Синей — Воды…

— Огненных нынче много, — сообщил разговорившийся сержант. По-моему, ему было просто скучно охранять пустой подвал, где, кроме нас, почти наверняка не было заключенных, иначе бы я его так просто на разговор не вызвала. — Потому Красных армий три. Белых и Синих — по две, а вот Черная — всего одна, да и та, считай, название одно, там некомплект личного состава. С землей нынче работать разучились…

Мы с Марстеном, который сидел на своей койке и делал вид, будто разговор его вовсе не интересует, быстро переглянулись. По выражению его взгляда я поняла: дело принимает дурной оборот. Стихия Дарвальда ведь как раз Земля! Стало быть, от него не отцепятся, пока он не выложит все, что знает и умеет…

— А Зеленая армия есть? — полюбопытствовала я, чтобы отвлечь сержанта от магии Земли.

— Вспомогательные войска, — пренебрежительно фыркнул Трилвас. — Построить, починить…

«Стройбат,» — перевела я себе.

— А вы, товарищ сержант, почему не воюете, а здесь служите? — спросила я и тут же поняла, что сделала это зря: расслабившийся было Трилвас вдруг разом подобрался, лицо его сделалось суровым.

— Не важно, где служить Родине! — гневно фыркнул он, но я сделала такое испуганное и виноватое лицо, что он смягчился и пояснил: — Ранение имею. Две награды за храбрость. Хотели отправить в отставку, но мое место — в строю!