Константин Бояндин - Двести веков сомнений

— Домой он не возвращался, — отозвался ольт, перебросившись несколькими словами с остальными. — Сейчас ищем во всех местах, куда он имеет обыкновение выезжать. Потерпите… таких мест много.

— Скажите мне хотя бы — он жив?

— Да, — последовал немедленный ответ. «Пока что», прочёл Д. то, что не было произнесено вслух, и принялся нервно теребить кальарт — в его случае это был кусочек обсидиана.

Затем вскочил и вышел в соседнюю комнату. Во-первых, людей, что занимаются астральным поиском, не стоит отвлекать разговорами. Во-вторых, он сам настолько возбуждён, что одним своим присутствием создаёт помехи. И немаленькие.

Клеммен

Выбора большого не было — посмотрев вверх, я не увидел ничего. Хорошо ещё, что тот неизвестный обладатель мохнатых ног не решил спрыгнуть следом… так что уйдём-ка, подальше от греха.

Выбор, куда идти, был невелик. Можно следовать тропинке, можно брести в почти полной тьме, время от времени набивая шишки о каменные выступы и спотыкаясь о трещины. Так недолго либо глаза лишиться, либо голову разбить. Так что пойдём по тропинке.

Колонны — сталагнаты, так их, кажется, именуют? — то и дело вырастали то справа, то слева, подпирая невидимый отсюда потолок. Тихо и спокойно, воздух в меру тёплый, достаточно чистый… благодать! Есть мне хотелось довольно сильно, но жажда уже не мучила — а голод терпеть намного проще.

Откуда-то спереди доносился странный звук — он был бы похож на шум водопада… но звучал как-то необычно. Так. Если водопад, значит, здесь есть, куда падать. Тогда, как это ни печально, идти придётся как можно ближе к тропинке — поскольку никакой уверенности, что я переживу падение в здешние пропасти, нет. На тропинке, конечно, тоже могут быть ловушки, но если буду беспокоиться обо всём и подозревать всё вокруг, то никогда не сдвинусь с места.

На всякий случай я попытался припомнить её имя… и припомнил. Порядок. Взглянул на часы — стоят. Тоже хорошо. Тогда пошли?

Дорожка вилась и вилась… свет тропинки и монотонный ритм шагов был усыпляющим; чтобы сохранить ясность мышления, я принялся напевать песенку — одну из многих услышанных возле причалов. Не все они пристойные и стройные, но почти все изрядно прилипчивые…

Постепенно шорох — шум воды? — становился всё сильнее и сильнее. Величественное, должно быть, зрелище…

Когда оно предстало моим глазам, оказалось, что вполне величественное — но вовсе не то, которое я рассчитывал увидеть.

Тропинка подошла к обрыву, и далее расходилась в разные стороны — две дорожки, налево и направо. Где-то вдалеке они, в свою очередь, раздваивались и растраивались, но не это привлекало внимание.

Я подошёл к краю обрыва, с неприятным предчувствием, что взгляду откроется кроваво-красный поток, стекающий по многочисленным уступам.

И поток действительно был.

Текла не вода. Текли листья.

Обычные осенние листья — всех цветов и размеров, принадлежавшие всем знакомым мне деревьям — как, должно быть, красиво смотрелись бы они на деревьях! Каждый лист слабо светился, не освещая окрестностей; откуда брались они — непонятно. Но внушительным (хотя и не сплошным) потоком листья скатывались вниз по каменным ступеням — чтобы достичь едва заметного сверху квадрата. Пруд? Колодец? Снизу порывы ветра доносили пряные ароматы осени… но не гнили. Просто осени. Последние запахи свежести и жизни, которую вскоре сменит гниение, а потом — морозная чистота и пустота… и так далее. Осень. Что бы это значило? Я наклонился (упасть отсюда, кажется, не столь уж и опасно) и зачерпнул пригоршню разноцветного потока. Листья стекали с ладони, не желая задерживаться в ней. Стоило немалых ухищрений поймать хотя бы один — как оказалось, золотистый кленовый — между пальцами. Он вёл себя, как самый обычный лист, но стоило бросить его, как присоединился к общему потоку, обтекая ступень за ступенью.

Впечатляюще. И страшновато. Что там, внизу?

— Нравится? — спросили меня.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Радуга. В том же облачении, в котором я впервые увидел его. Те же космы, тот же довольный вид. В полумраке он светился, словно светлячок — и от него всё вокруг отбрасывало вполне обычные тени.

Включая и меня.

— Какая вам разница? — спросил я неожиданно резко.

Он поджал губы.

— Как невежливо… ну что же, смельчак — вперёд! Там решится твоя судьба.

Я молчал.

— Не веришь? — удивился он. — Ну как знаешь. Мне, в общем-то, уговаривать тебя нет смысла. Торопиться ведь некуда, правда? Ты же, наверное, голоден? Ну так погуляй здесь — может, найдёшь, чего поесть…

Он расхохотался и исчез в темноте. Я заметил, что он шёл не по дорожке, а рядом с ней.

Ладно. Всё равно я не имею ни малейшего понятия, что здесь творится. Будем полагаться на интуицию… а она говорит, что в этом пруду могут скрываться очень неприятные вещи. Значит, туда и дорога.

Я осторожно спрыгнул на первую ступеньку. Ощущения от почти невесомого потока листьев, что омывал мои ноги, было в высшей степени необычным. Однако поток не мешал движению и я был волен двигаться как вверх, так и вниз — специально проверил. Поэтому, стараясь ступать осторожно, я принялся спускаться.

Ступенек было не менее двух сотен. Точно не знаю, я их не считал.

Кинисс

— Надо было меня позвать, — заключила она. Команда, которая пыталась отыскать Тенгавера, находила лишь места, где его уже не было. Мест таких было не менее двадцати, и везде им говорили что-нибудь вроде «нет, сегодня не было; появлялся недавно — но не сегодня».

Они сидели в Парке Времени. В последние дни контора перестала казаться Д. безопасным местом — а здесь, на природе, их надёжно защищал Глаз.

— Чем, собственно, ты бы им помогла? — поинтересовался Д. Выглядел он неважно. Следствие пока ничего не установило. Разумеется, восьмидесятилетний Киент мог умереть от сердечного приступа — но ведь вскрытие показало, что был он совершенно, абсолютно здоров. Очень странно получается — человек умирает неизвестно от чего.

— Если Тенгавер захочет остаться невидимым, его не найти, — уверенно произнесла рептилия. — Вспомни, как Девятка охотилась за ним и его семьёй восемнадцать лет — и не поймала!

— Поймала, — глухо возразил Д., отводя взгляд в сторону. — Поймала.

Кинисс вздрогнула. Вот, значит, как. Д. смог вспомнить то, что всю предыдущую жизнь пытался забыть. А вспомнив, решился поделиться с ней. Значит… она не успевала делать выводы.

— Вспоминай, — услышал он её голос. — Вспоминай, как это было… тогда, наверное, ты поймёшь, где он укрылся.

Д., тридцать восемь лет назад

Сам Д. давно уже не помнил подробностей того короткого, но оказавшегося таким длинным и тяжёлым, путешествия. Собственно, путешествие-то само по себе вовсе не сложное. В особенности, если тебя — явно или нет — прикрывают маги. Пусть никакого прикрытия и не ощущается.