Кейт Эллиот - Королевский дракон

Теофану, сразу поняв, в чем дело, увела Эккехарда в сторону полевого лазарета. Росвиту со всех сторон обступили придворные и просили привести короля в чувство. С трудом от них отделавшись, она нашла единственного человека, который во всей этой кутерьме мог хоть чем-то помочь — маркграфиню Джудит.

Слуги не давали назойливым царедворцам приблизиться к ней, и женщина спокойно потягивала вино, сидя на раскладном стуле и наблюдая за происходившим в лагере.

Отсюда хорошо было видно поле, усеянное телами павших. Раненых уже подобрали, а вот хоронить мертвецов только предстояло. Может, их так и оставят непогребенными, такое во время войн происходило не раз. Солдаты и жители близлежащих деревень потихоньку мародерствовали, обыскивая тела в поисках мало-мальски ценных предметов. Росвита подумала, что самое дорогое из добычи все равно уже собрано в обозы.

В самом центре открытого пространства лежала гигантская туша чудовища, уродливого настолько, что даже на большом расстоянии Росвита содрогнулась от отвращения. Его голова была не меньше колеса телеги. Зверь напоминал бы огромного петуха, если бы не змеиное тело, хвост ящерицы и орлиные когти.

— Это гуивр, — бесстрастно пояснила Джудит.

— Я слышала об этих тварях, но никогда не надеялась увидеть хоть одного…

Единственный глаз чудовища неподвижно смотрел в небо. Крылья отливали металлом, наполовину закрыв человеческое тело, вернее то, что осталось от него. Кто-то уже успел снять с него сапоги. Маленькие белые существа, похожие на личинки, копошились в трупе гуивра. Она с отвращением отвернулась.

— Что же произошло?

— Как видите, сестра, чудовище мертво.

На кафтане и лице маркграфини виднелась кровь, кольчуга в нескольких местах порвалась. Помятый шлем она держала в руках.

— Владычица наша! Я стара для такого. Никаких больше детей и никаких сражений! Это мужчина может сражаться, даже если его волосы покрылись серебром. А у меня болит каждая косточка. Пусть этим занимаются мужья дочерей!

На холме, где держали оборону «львы», молодая «орлица» рыдала над телом одного из убитых. Росвита не знала, что ответить Джудит. Ей не раз приходилось видеть мертвых, но не такое множество, как здесь…

— Битва была трудной, — наконец промолвила она,

— Которая из них? Та, что произошла там, или та, которая развернулась незадолго до вашего приезда?

— О чем вы, госпожа?

— О споре Генриха с герцогиней Лютгардой.

Росвита плохо знала Люттарду, та редко появлялась при дворе. Но слышала, что герцогиня унаследовала твердый характер от прапрабабки, королевы Конрадины, женщины, славившейся любовью к спорам не меньше, чем любвеобильностью.

— Из-за чего?

Разглядывая свои ладони, Джудит увидела под ногтем сгусток крови и подозвала служанку. Пока та мыла ей руки, маркграфиня рассказывала:

— Лютгарда была рядом с Вилламом, когда шел бой с личной охраной Сабелы. Они храбро сражались…

— Лютгарда и Виллам?

Джудит иронично улыбнулась:

— Они тоже. Но я говорила про телохранителей герцогини. Многие погибли, погиб и герцог Родульф.

— Герцог Родульф? Это печально.

— Как и всю свою жизнь, он сражался за Варре. Именно за Варре, а не за Сабелу. Увы, он никак не мог смириться с королем-вендийцем…

— Возможно, его наследники будут разумнее.

— Возможно, — с сомнением в голосе отозвалась Джудит.

— Виллам ранен? — продолжила Росвита. Ей начинало казаться, что Джудит играет с ней, не желая говорить откровенно.

— Увы, да.

Если маркграфиня и была расстроена, то вида не выказывала. Росвита никогда не любила Джудит. Та всю жизнь была верна сначала Арнульфу, а потом и Генриху. Но короли никогда не решались ею помыкать, ибо маркграфиня отличалась независимой и могущественной волей.

— А поскольку Виллама ранили, Лютгарда забрала Сабелу к себе.

Это многое объясняло.

— Короля, полагаю, это не обрадовало?

— Не обрадовало — об этом и спорили. Генрих потребовал, чтобы Лютгарда отдала пленницу ему. А та сказала, что не сделает этого, пока он не успокоится и вновь не сможет мыслить здраво.

— Так говорить, конечно, не следовало, — проговорила Росвита. — Надо было подыскать слова повежливее.

— Вежливость существует для придворных и советников, а не для королей. Тем более что Лютгарда никогда не отличалась тонкостью. А знаете ли вы, что погиб сын Бурхарда?

— Сын Бурхарда? — Джудит переменила тему быстрее, чем Росвита поняла, какое отношение ко всему этому имеет герцог Аварии. Сообразив, что Лютгарда была замужем за одним из его сыновей, погибшим несколько лет назад.

Джудит делано вздохнула, осматривая ногти. Служанка вытирала ее руки чистой льняной тряпицей. Когда та закончила, маркграфиня жестом приказала удалиться.

— Поражения Сабелы дорого стоили этому роду. Я говорю о старшем сыне Бурхарда — священнике. — И она поведала Росвите историю о гуивре, священнике и юноше, которого сопровождали собаки графа Лавастина.

— Подождите, госпожа маркграфиня. Слишком все запутанно. Я не знаю даже, какую роль сыграл Лавастин в сражении. Последнее, что слышно было о нем, он отказался явиться ко двору короля. Год назад, кажется…

— Он участвовал в мятеже на стороне Сабелы. — Джудит, на секунду умолкнув, провела рукой по седеющим волосам. — Но странно, его солдаты отступили, когда битва была в самом разгаре.

— После того, как гуивр был убит и он понял, что ветер переменился?

— Нет. До этого. Когда казалось, что для Генриха все потеряно, а Сабела побеждает. Никто не может объяснить, в чем дело, ибо Лавастин и его люди бесследно исчезли.

— И что теперь будет?

— Мы в тупике, достойная сестра. Лютгарда отказывается выдать принцессу, а Генрих гневается.

— А вы не пытались вмешаться, госпожа?

— Я? — улыбаясь, переспросила Джудит.

За эту улыбку Росвита и не любила маркграфиню. Правительница Ольсатии и Австры не раз доказывала свою верность саонийскому дому. Но Росвита не верила в глубокие чувства с ее стороны. Жизнь Приграничья трудна и полна опасностей. Маркграфство постоянно нуждалось в военной поддержке короля и всегда получало ее.

Как и многие высокородные дворянки, первого своего ребенка Джудит родила еще до брака, от любовника, каковым мог стать каждый понравившийся ей юноша. Первый брак ее состоялся по воле родных, которых заботили не желания невесты, а взаимная выгода двух знатных родов. Тогда же бесследно исчез отец бастарда, но ребенок жил и рос.

Джудит любила своего сына и всячески баловала. Это не шло на пользу его характеру, но все, кто долго был при дворе, говорили, что внешностью и повадками тот напоминал отца. Высокомерный юноша был отличным учеником, чуть ли не лучшим из тех, кого доводилось видеть Росвите. Но она не слишком расстраивалась, когда он покинул королевскую школу. Совсем непохожий на Бертольда, он обладал общей с ним чертой, которую Росвита никому не поставила бы в вину: жаждой знаний.