Кэрол Берг - Стражи цитадели

— Уоргрив Дэймон требовал этого? Смотритель за рабами поставил в списке отметку. Надсмотрщик, сцепивший руки за спиной, хохотнул.

— Уоргрив требовал чего потруднее. Заявил, мол, больно хилые у нас рабы в последнее время, и грозил доложить генсею, если сегодня его не прошибет пот. Посмотрим, что он скажет о В'Саро.

Надсмотрщик часто начал наведываться в загон, особенно в те дни, когда я бился в поединках, на которые делали ставки.

Смотритель щелкнул пальцами помощнику, который отпер клетку и жестом приказал мне встать на колени, отведя руки за спину так, чтобы их можно было сковать. Я кинул недоеденный серый хлеб в корзинку и подчинился. Когда запястья были стянуты, а пинок надсмотрщика уведомил, что пора подниматься на ноги, мое нутро сжалось в уже знакомом тревожном предчувствии. Прошли бесчисленные дни с тех пор, как я вспомнил себя. Ничего не изменилось. Я был вынужден продолжать сражаться. Продолжать побеждать.

— Уоргрив Дэймон — блестящий воин, — заметил смотритель.

— Если он справится с этим парнем, он будет почти так хорош, как думает сам. Но конечно, если В'Capo его уделает, придется расплачиваться с генсеем. Но дело того стоит.

Довольно тревожно было услышать, что мой сегодняшний противник является протеже генсея — командующего. За месяцы пребывания в загоне для рабов я оказался ближе всего к смерти не из-за ран, а потому что покалечил ставленника другого генсея. Лишь вмешательство надсмотрщика, вступившегося за «собственность лордов», спасло мне жизнь.

Я совсем упал духом, когда меня доставили на тренировочную площадку, и я увидел Дэймона. Пока мне освобождали руки, выдавали оружие и легкие доспехи, я наблюдал за высоким юношей, который длинным мечом разрубал обитую толстой кожей тренировочную болванку на тонкие ровные полоски, словно нарезал масло ножом. Этот противник был хорош.

— Что, это лучшее, что у вас есть? — Он презрительно окинул взглядом мое избитое тело и потрепанную одежду. — Я же говорил, что хочу встряхнуться.

Надзиратель поклонился.

— Надсмотрщик сказал, чтобы вы сообщили, если вам не понравится.

Мы приступили к делу. Любопытно. Молодой зид показывал невероятную скорость и блестящую реакцию, прикрывая ими ужасающе скудные умения. Он действительно был опасным противником, каким я и счел его, однако я в первый же час обнаружил слабину в его обороне. Упрямый и гордый, он никогда не уклонялся и не отступал, избегая удара, но всегда предпочитал парировать, полагая, что его быстрота позволит ему вернуться в исходную позицию и атаковать. И все же его любимый прием отражения удара был слабоват из-за ошибки в движении клинка, и явная брешь в защите позволяла мне легко прикончить его. Но, как я уже выяснил ранее, убийство этого дурака было крайне опасным делом.

У зидов не бывает детей, но они необычайно собственнически относятся к другим воинам, которых берут под свое покровительство, — убийственное извращение наставничества дар'нети. Ранить уоргрива означало вызвать гнев генсея, но если я не воспользуюсь его уязвимостью, он измотает меня и прикончит. Безвыходная ситуация.

Мы закончили упражнение.

— Превосходно, Дэймон, — заключил наставник юноши. — Возможно, несколько слишком яростно, но, тем не менее, превосходно. Попробуем снова? К бою, раб!

Учитель фехтования проводил большую часть времени, восхваляя достоинства своего ученика, и почти не делал осмысленных замечаний. За несколько часов тренировки он ничем не показал, что заметил явную слабину, столь очевидную для меня.

К тому времени, как мы сделали полуденную передышку, уоргрив почти не вспотел. Я дошел до бочонка с водой, жадно глотнув воздуха лишь тогда, когда повернулся спиной, и ненароком прислонился к стене, пока пил, как будто мои ноющие плечи вовсе не нуждались в опоре.

— К бою, раб!

Я вернулся на середину площадки. Солнце било по голове и плечам, словно молот Арота, лейранского бога, который сам выковал себе оружие для битвы с хаосом. Мне нужно было действовать. Я ушел от удара, который едва не лишил меня волос, оставшихся после того, как смотритель обкорнал меня, и сделал широкий разворот, который привел меня ближе к учителю фехтования, стоящему в отдалении от моего противника. Я быстро хлопнул тыльной стороной ладони по губам. Наставник выглядел удивленным — такое поведение было необычным для середины поединка, — но поднял руку, остановив клинок уоргрива в неприятной близости от моей головы.

— Что тебе, пес? Ты ведь помнишь, что раб не может сдаться?

— Наставник, кто-то допустил ужасную ошибку. Вы не можете заставлять меня сражаться с этим юношей.

— Ошибка? — прорычал уоргрив, не позволив учителю вставить и слова. — Приносим нижайшие извинения! Если тебя неудачно подобрали, ты просто скорее умрешь. Я пожертвую для этого дневной тренировкой.

— Я не имел в виду, что меня переоценили. Мы, дар'нети, дорожим своей честью. Я поклялся биться на пределе возможностей, и так я и сделаю, но, когда меня ставят против начинающего, я считаю нужным предупредить. Если этот поединок продолжится, умрете вы.

Юноша рассмеялся.

— Начинающий? Я не проиграл ни одной схватки с тех пор, как меня преобразили.

— Охотно верю, но, бьюсь об заклад, вам не доводилось сражаться с тем, кто был в свое время учителем фехтования и видит изъяны в вашем образовании. Я убью вас прежде, чем ваш наставник досчитает до ста.

Он взревел и занес меч.

— Поднимай свое оружие, раб! Твое никчемное существование закончится здесь.

Наставник беспокойно потер подбородок. Если юному офицеру причинят вред, он сам вряд ли увидит следующий рассвет.

— Погоди, Дэймон… Скажи, раб, что ты заметил?

— Роковую ошибку. Если уоргрив согласится замереть неподвижно, когда я скажу «стоп», я покажу вам.

Эти двое обсудили мое предложение так, чтобы я не мог их слышать. В конце концов — крайне неохотно — уоргрив согласился. Моя репутация что-то значила. Итак, мы начали снова, и я вел его так, чтобы заставить раскрыться снова. Молясь, чтобы его любопытство перевесило гордость и упрямство, я крикнул:

— Стоп!

Острие моего меча замерло у его сонной артерии. Если бы он продолжил движение, оно прикончило бы его. Дэймон выглядел слишком мертвым даже для зида.

— И хотя мне приятно убивать зидов, я не могу драться с тем, кого так сильно переоценили, — сказал я медленно, с расстановкой, чтобы он не заметил, насколько тяжело я дышу, и опустил клинок.

— Я тебе покажу, кого здесь переоценили, ты, наглая свинья!

Он ринулся на меня. Я снова повел его и крикнул: