Олег Яковлев - Мартлет и Змей

Карета замедлила ход и остановилась. Почти сразу снаружи донесся металлический лязг и скрежет цепей, наматываемых на барабан, – поднимали решетку на главных воротах Бренхолла.

Не желая ничего больше видеть и слышать, маркиз задернул черные бархатные шторы в окошке со своей стороны, затем проделал то же самое, дотянувшись до второй двери. Окутанная мраком карета без гербов и девизов выехала в досыпающий последние часы тревожного сна город…

…Человек осторожно пробирался меж телег и фургонов, поставленных так близко друг к другу, что зачастую приходилось перелезать через них. Путник старался не шуметь, ведь прижимавшийся вплотную к городской стене Восточный пустырь прекрасно просматривался с крыш близлежащих домов. На этом месте обычно располагался овощной рынок, где окрестные крестьяне продавали излишки со своих огородов, но сейчас немногочисленные прилавки и куда как более внушительные горы мусора бесследно исчезли, словно смытые осенним дождем. Нынче пустырь весь был заставлен повозками, навесами и пестрыми раскинутыми шатрами – с позволения господина барона здесь встал на постой цыганский табор, и именно поэтому данная местность была взята новыми хозяевами Теала под пристальную охрану.

Внимательные наблюдатели, несомненно, затаились неподалеку, кроме того, за чертой табора двигались и пешие патрули: немногословные воины в черных кольчугах и пурпурных плащах за сегодняшнюю ночь уже успели пустить в ход оружие. Щуплое тело ребенка осталось лежать на залитой кровью земле, дожидаясь утра. Все ужасное преступление десятилетнего мальчишки заключалось лишь в том, что он посмел в неурочный час покинуть свой «дом на колесах». Одна Аллайан знает, что сейчас чувствовали его родители, угрюмо затачивая и без того безупречно острые ножи и дожидаясь… Дожидаясь нужных вестей.

Крадущийся во тьме человек в полной мере осознавал весь груз ответственности и грозящую ему сейчас опасность – стоит только попасться на глаза эльфийским разведчикам, пощады не будет.

Но сегодня ветрокрылая Аллайан благоволила сыну своего народа. В полной мере используя стелящийся по земле туман, сумерки, длинные тени, что отбрасывали фургоны, и свое мастерство прирожденного вора, цыган все-таки сумел добраться до цели незамеченным. Впрочем, другому, менее умелому или, что не менее важно, не столь удачливому, вайда такое задание бы не доверил. Молодой ар-ка остановился у задней двери длинного, выкрашенного в темно-синий цвет восьмиколесного фургона, который в сравнении со своими неказистыми собратьями напоминал роскошный дворец, неведомо зачем поставленный на колеса. Ночной гость негромко постучал условленным стуком: два раза, потом еще три.

Почти сразу приглушенный голос спросил:

– Милош? Это ты?

– Я, – отозвался цыган.

– Проходи. Остальные уже собрались.

Раздался скрип засова, и дверь открылась. Ар-ка вскарабкался внутрь.

Оглядевшись, он увидел, что все действительно были в сборе: в той части фургона, что служила для приема гостей и посетителей (а таковых в доме вайды всегда было немало), сейчас находилось почти три десятка человек. Здесь были и умудренные жизнью мужчины и женщины (главы семей), и бойкая молодежь – такие, кто, подобно Милошу, уже успел проявить себя в различных «скользких» делах, кроме того, цыган узнал старую ведьму Ненно ма-Тири и двух ее молодых помощниц. По сути, сейчас под одной крышей собрались все, чье слово или умение имели значительный вес и авторитет в таборе. Лишь в исключительных случаях вайда созывал подобное собрание, и нынче дело обстояло именно так – цыгане сидели за пустым длинным столом и уже долгое время что-то вполголоса обсуждали.

– Мишто явъян, Милош. Мы ждем, что ты скажешь, – негромко сказал сидящий во главе стола черноволосый мужчина в широкополой шляпе и с кудрявой окладистой бородой.

Все присутствующие не мигая глядели на вошедшего.

– И вам бахталэс, вайда Харман. Мое почтение, уважаемые… – Цыган чувствовал себя очень неловко под взглядом шести десятков дотошных глаз.

– Да не молчи же, чтоб тебя ветер унес. Был ли сигнал? – нетерпеливо спросил старый Карэм. Он то и дело втыкал в столешницу широкий нож с черной рукоятью, не обращая внимания на неодобрительные взгляды Малы, жены вайды.

– Шарманка пропела, я сам слышал… – ответил ар-ка.

– Песня! Какую мелодию она играла? – теперь уже не выдержал сам вайда.

– Это была «Милая Катарина»…

Все собравшиеся разом переглянулись и молча поднялись. Многие ар-ка доставали оружие: ножи, дубины, стилеты, цепы. Вайда подошел к стене фургона и снял с нее длинный кожаный кнут с вплетенными в него острыми бляшками, топорщившимися, как шипы.

– Вот уже почти десять лет он не говорил с ветром, – торжественно объявил собравшимся Харман. – Но сегодня его язык наговорится вволю. Сегодня особый день.

– Там, на улице, трое караульных, – на всякий случай напомнил Милош.

– Разве? – делано удивился вайда, бросив один-единственный взгляд на ведьму Ненно ма-Тири.

Та лишь провела ребром ладони по своему тощему горлу и оскалила гнилые зубы, давая понять, что все уже кончено. На столе перед колдуньей лежали три сломанные деревянные куклы. Это казалось невероятным, но из головы одной из них даже сочилась кровь. И вовсе не опилковая.

– Пора, – подытожил Карэм.

Опоясанный кнутом вайда кивнул, и цыгане стали по двое-трое покидать фургон. Сегодняшней ночью им предстояло многое сделать…

…Старая телега неспешно громыхала по улице. Скрипучие колеса катились по мостовой, почти целиком утопая в тумане. Из-за белесой мглы, поглощающей звуки, их скрип казался человеку, что сидел на козлах и правил худющей лошадью, чем-то вроде непрекращающегося приглушенного хохота мерзких тварей. Впрочем, именно такой он и представлял свою груженную плотно запечатанными горшками телегу – жутким чудовищем, ползущим навстречу своим жертвам. На то были причины…

– Вылезай, Ведриг. – Возничий ткнул локтем в лежащий справа от него мешок, из которого тут же послышался злобный и одновременно жалобный писк. – Выматывайся оттуда, лентяй, шарманка уже давно прозвучала.

– Нет, ну когда же это закончится?!

Из мешка показалась широкое заспанное лицо карлика, который не замедлил грозно нахмурить косматые рыжие брови и исказить рот в жуткой гримасе, прежде чем полностью вылезти наружу. После чего занудные причитания тут же продолжились:

– Вот скажи, Томас, почто ты вечно так издеваешься надо мной?! Разве не отрабатываю я тебе свой долг в меру сил? Разве не приношу монет? Или, может…