Филип Пулман - Янтарный телескоп

— Сюда, — Лира потянула Уилла за рукав. Она повела его мимо фонтана под раскидистым деревом, а потом налево, между клумбами, к огромной многоствольной сосне. Здесь возвышалась массивная каменная стена с дверью; дальше посадки были не такими правильными, а деревья казались моложе. Лира привела его почти в самый конец сада, на маленький мостик, где стояла деревянная скамейка, укрытая низкими ветвями одного из деревьев.

— Ура! — сказала она. — Я так надеялась, и она правда тут стоит, не отличишь… В моем Оксфорде, когда мне хотелось побыть одной — ну, то есть с Паном, — я приходила сюда и сидела точно на такой же скамейке. И я подумала: если ты… может, хоть раз в год… если бы мы смогли приходить сюда одновременно, хотя бы на часок, тогда можно было бы думать, что мы опять рядом, — ведь так оно и будет, если ты сядешь сюда и я тоже, только в своем мире…

— Да, — согласился он, — пока я жив, я буду приходить сюда. Где бы я ни был в этом мире, я вернусь…

— В Иванов день, — сказала она. — В полдень. Всю жизнь. Пока я жива…

Горячие слезы мешали ему видеть, но он не стал вытирать их — только привлек ее к себе.

— И если мы… когда-нибудь… — шептала она, дрожа, — если мы встретим кого-нибудь, кто нам понравится, и женимся, то мы будем вести себя хорошо, и не сравнивать все время, и не жалеть, что мы не друг с другом, а с ними… А сюда все равно приходить — раз в год, на один только час, чтобы побыть вместе…

Они крепко обнялись. Минута проходила за минутой; водяная птица позади них, на реке, захлопала крыльями и крикнула; случайный автомобиль проехал по мосту Магдалины.

Наконец они разжали объятия.

— Ну… — мягко сказала Лира.

Все вокруг в этот момент было мягким, и потом он очень любил вспоминать этот момент — ее изящные черты скрадывал подступающий сумрак, ее глаза, руки и особенно губы казались бесконечно мягкими. Он целовал ее снова и снова, и каждый поцелуй приближал их к тому, последнему.

Отяжелевшие и мягкие от любви, они побрели обратно к воротам. Там их ждали Мэри и Серафина.

— Лира… — промолвил Уилл, и она сказала:

— Уилл…

Он прорезал окно в Читтагацце. Они находились недалеко от опушки леса, в глубине парка, посреди которого стояла большая вилла. В последний раз они вошли в окно и окинули взглядом молчаливый город, черепичные крыши, поблескивающие под луной, высокую башню, сверкающий огнями корабль на спокойной воде.

Потом Уилл обернулся к Серафине и сказал твердо, как мог:

— Спасибо тебе, Серафина Пеккала, за то, что спасла нас тогда от детей, и за все остальное. Пожалуйста, будь добра с Лирой, пока она жива. Я люблю ее так, как еще никто никого не любил.

В ответ королева ведьм расцеловала его в обе щеки. Лира что-то прошептала Мэри, потом они обнялись, и сначала Мэри, а за ней Уилл шагнули через последнее окно обратно в свой мир, под сень деревьев Ботанического сада.

«Надо выглядеть бодрым», — вертелось в голове у Уилла, но это было все равно что удерживать голыми руками свирепого волка, который стремился разодрать ему когтями лицо и перекусить глотку; тем не менее он принял жизнерадостный вид, уверенный, что никто не догадается, каких усилий ему это стоило.

Он знал, что и Лира страдает так же, — об этом ясно говорила ее вымученная, напряженная улыбка.

И все же она улыбалась.

Один последний поцелуй — такой быстрый и неуклюжий, что они стукнулись скулами и слеза с ее щеки мазнула его по лицу; их деймоны тоже поцеловались на прощание, и Пантелеймон скользнул в окно и к Лире на руки; а потом Уилл начал закрывать окно, а потом наступил конец — оказалось, что проход закрыт и Лиры больше нет.

— А теперь… — Он старался, чтобы его голос звучал буднично, но ему все равно пришлось отвернуться от Мэри. — Теперь я сломаю нож.

Он пощупал воздух привычным способом, нашел зацепку и попытался вызвать в памяти тот давний случай, когда он хотел открыть окно в пещере, а миссис Колтер вдруг непонятно почему напомнила ему мать — и нож сломался, поскольку наконец встретил то, чего не мог разрезать, — это была его любовь к ней.

Вот и сейчас он попробовал представить себе мать такой, какой видел ее в последний раз, — испуганная и расстроенная, она провожала его тогда в тесной прихожей миссис Купер.

Но это не сработало. Нож легко пропорол воздух, и перед ними раскрылся мир, где бушевала гроза: тяжелые капли брызнули им в лицо, ошеломив обоих. Уилл быстро закрыл окно и ненадолго задумался.

Его деймон знал, что ему нужно сделать, и сказал просто:

— Лира.

Конечно! Он кивнул и, сжимая нож в правой руке, левой нашел у себя на щеке место, еще влажное от ее слезы.

И на этот раз нож с душераздирающим треском сломался, и кусочки лезвия упали на землю и рассыпались по камням, мокрым после дождя из другой вселенной. Уилл опустился на колени, чтобы аккуратно собрать их, и Кирджава с ее острым по-кошачьи зрением помогла ему отыскать все обломки до последнего.

Потом Мэри вскинула на плечо рюкзак.

— Ну, — сказала она, — послушай-ка меня, Уилл. — Мы с тобой почти не говорили, ты и я… так что мы, можно сказать, еще толком не знакомы. Но мы с Серафиной Пеккала кое-что обещали друг другу, да и Лире я это обещала, но если бы я даже и не давала никаких других обещаний, то пообещала бы тебе то же самое, а именно: если ты мне позволишь, я буду тебе другом, пока мы оба живы. Оба мы сами по себе, и, я думаю, нам обоим пригодится эта… я имею в виду, что нам больше не с кем поговорить обо всем этом, кроме как друг с другом… Вдобавок мы оба привыкли жить со своими деймонами… И у обоих проблемы, и если уж это нас не объединит, я не знаю, что еще может…

— У вас проблемы? — спросил Уилл, глядя на нее. И она ответила ему открытым, дружеским, честным взглядом.

— Да. Прежде чем уйти, я разбила кое-какие приборы в лаборатории, и подделала удостоверение, и… Все это мы как-нибудь утрясем. И твои проблемы — их тоже решим. Найдем твою мать и обеспечим ей хорошее лечение. А если тебе негде будет жить, что ж — если ты не против жить у меня, если мы это устроим, тогда тебе не придется отправляться в этот, как его… в приют. То есть нам нужно будет придумать что-нибудь правдоподобное и стоять на своем, но мы с этим справимся, верно?

Мэри была другом. У него появился друг. Настоящий. А он и не ожидал…

— Верно! — воскликнул он.

— Ну, тогда за дело. Моя квартира в двух шагах отсюда, и знаешь, чему я сейчас обрадовалась бы больше всего на свете? Чашке горячего чаю! Так что пошли ставить чайник…

Через три недели после того как Уилл на глазах у Лиры закрыл свой мир навсегда, она вновь очутилась в Иордан-колледже, за тем самым столом, где на нее впервые неотразимо подействовали чары миссис Колтер.