Мэри Джентл - Золотые колдуны

Воздух был влажен, а мокрая от ночного дождя мох-трава распространяла сильный запах. Звезда Каррика сияла ярко, как стекло.

Я неторопливо жевала хлебный гриб. Он пропитался запахом морских водорослей, потому что находился в лодке, доставившей нас с острова Сестер.

Оба моих спутника молчали. Блейз сидел, прислонившись к зику. Он уперся головой в его толстый ствол, выступили наружу тонкие мышцы на челюстях, глаза прикрылись молочного цвета мигательными перепонками. Он жевал атайле. Родион искоса взглянула на него, но ничего не сказала. Эта атайле была причиной постоянных споров между ними.

Выкрашенная в каштановый цвет грива упала ей на лоб, когда она наклонилась над мешком, чтобы что-то взять из него. Однажды она прервала свои дела и посмотрела на него с таким выражением на лице, какого я не могла понять. Затем она села рядом с ним, близко, но не касаясь его, вынула нож и начала обрезать им свои ногти.

Он обнял ее, не открывая глаз.

Я не знала, что мне о них думать: об Алуизе Блейзе н'ри н'сут Медуэнине и Рурик Родион Орландис. В какие-то моменты они были близки мне, как брат с сестрой, а временами казались мне удаленными от меня на расстояние световых лет чужаками.

Это вечная проблема для того, кто адаптируется; как бы ни освоился он в новом мире, он никогда не станет для него так близок, как его уроженцы, однако всегда можно на столько отдалиться от своего общества, что в нем уже, а в другом еще не чувствуешь себя своим и пребываешь, таким образом, между ними.

Этим соотношением напряжений и объясняется работа посла, дипломата, ксеногруппы. И я в гораздо большей мере являюсь Кристи С'арант, чем Линн де Лайл Кристи.

— Вот еще едут. — Родион кивнула вниз, на дорогу. — Все с'ан направляются в Таткаэр… Я не понимаю последних выборов, тогда я была еще слишком мала.

— Ты будешь помнить эти.

Она засмеялась. С долины подул резкий ветер, порвавшийся по римонским равнинам, и принес с собой запах дождя. Родион подняла вверх руку, сорвала молодые, еще без семян, листья зику и потерла в ладонях ярко красные почки.

— Натиск лета, — мечтательно сказала она, — который все заставляет расти. Так мы называли в Пейр-Дадени последние недели дуресты. Здесь весна наступает раньше. Сейчас подходит к концу седьмая неделя… Хорошо, что мы дома.

— Мы прибудем в Таткаэр с наступлением ночи? — спросила я Блейза.

— Нет, если сейчас же не отправимся в дорогу. — Он встал, выплюнул назад сок атайле и взял свой узел.

Родион вложила свой нож обратно в ножны. У нее был озабоченный вид…

— Я спрашиваю себя, какие новости они услышали. — Она наморщила лоб. — Если моя мать… Не знаю, что мне ей сказать.

Долгий путь сюда занимал все мое внимание. Лишь в это мгновение, всего в нескольких зери от города, я так же стала спрашивать себя, что я буду говорить.

От реки поднимался холодный туман и приглушал яркий свет звезд. Колыхался желтый свет смоляных факелов на эллинге. Мы остановились в стороне от толпы. Трубили мархацы, нетерпеливо водили мордами и перебирали копытами, а ехавшие на них всадники громко кричали друг другу новости. На каждом втором или третьем из них было золотое кольцо с'ан телестре.

Над блестевшей в свете факелов водой сгущалась темнота, массивная, как горы, прорываемая то тут, то там небольшими светящимися сферами фонарей. Таткаэр… Наконец-то мы в городе.

Группа скурраи вращала скрипучее колесо, а снаружи, на воде, были видны факелы причальной платформы парома.

Плату за перевоз собирала одна очень старая женщина. Кожа ее имела цвет шоколада, на голове от гривы остались лишь тонкие пряди, а все ее лицо было изрезано морщинами и походило на отпечаток пальца.

Я развязала шнурок и сняла с него серебряную монету, неотрывно глядя на ее знакомые черты.

— Она из телестре Салатиэл!

— Что? — спросил Родион. Блейз поднял голову, потом резко кивнул. Я подошла к старой женщине.

— Простите меня. — Я догнала ее возле навесов для лодок. — Здесь есть аширен Марик Салатиэл?

— О, да. Да. Марик! — позвала она, а затем тихо добавила: — Больше не аширен, с орвенты. Марик, тебя кто-то хочет видеть! — Она неодобрительно наморщила нос. — Одна из твоих иноземных приятельниц!

— Кто же это? — Из-под одного навеса появилась чья-то фигура и вышла на свет факела. Я узнала голос.

— Это я, Кристи, но помолчи… — Я замолчала.

Ортеанской частью своего существа я ожидала этого, предчувствовала по всем деликатным изменениям, происходящим к концу стадии аширен.

Голос был тот же, лицо тоже принадлежало Марику, имело смуглый оттенок. Я увидела черную гриву и знакомое строптивое выражение на лице, сменившееся улыбкой. Но — и сейчас я поняла это — Марик больше не был аширен.

Заплатанная туника плотно обтягивала небольшие груди, я увидела широкие бедра, где на поясе висели харуры Телук, которые я отдала ему — ей! — перед Кирриахом. Это не просто — определить пол ортеанца, но Марик из аширен стал молодой женщиной.

— Я знала, что вы вернетесь! Вы идете в город? — спросила она. — Кристи, я пойду с вами, только позвольте сказать Эверил, что я ухожу.

— Нет, погоди, не сегодня вечером. Я пошлю сообщение… — Я была готова к тому, чтобы считать Марик девушкой, если бы это оказалось необходимым, но было немного труднее представить ее себе взрослой, — …я пошлю сообщение из города. То есть, если ты все еще не прочь исполнять обязанности моей л'ри-ан.

— Да, конечно.

Это звучало определенно. Я предполагала, что в Салатиэле посланница не обрела бы признания. А Марик была для своей телестре еще очень молодой взрослой.

— Ты вернулась здоровой из Ширия-Шенина?

— Да. Я взяла там себе вашего мархаца. Мне взять его с собой, когда я приду?

— Да, это хорошая идея. — Паром подошел к берегу, и на него хлынула толпа.

— Я сказала им, что вы этого не делали, — сказала она. — Да и с чего бы вам причинять какое-то зло Канте Андрете? Я сказала им об этом.

В ее голосе слышалось отчаяние. Я положила ей руку на плечо.

— Скажи им… скажи им, что хочешь, но не говори, что видела меня здесь. Сейчас мне нужно уйти. Будь настороже.

— Я это сделаю. — Она улыбалась, когда я прощалась с ней. — Говорили, что вас нет в живых. Но я не верила и в это.

Переправляться было холодно. Река оказалась глубокой и стремительной, и паром с большим трудом двигался вперед. Ортеанцы успокаивали своих нервных мархацев.

Я стояла на переполненной палубе между Родион и Блейзом. Перед нами вверх по склону поднимался город. Как молчаливые белые призраки, над нашими головами парили рашаку-базур.

— Что вы будете делать? — спросил Блейз. — Мне, пожалуй следовало бы доставить Орландис к е матери, если Т'Ан Мелкати в городе. Тогда одна свидетельница перед Короной будет в безопасности. Кроме того, я и был нанят с этой целью.