Стивен Дональдсон - Война Иллеарта

Затем, на шестой день – тринадцатый с тех пор, как он покинул Ревлстон, – он пришел в себя после почти полного изменения окружающей местности. Грозно хмурясь, он поднял голову и увидел простиравшиеся над ним вершины. Компания Высокого Лорда Елены приближалась к юго-западному краю Тротгарда, где русло реки Рилл взбиралось в горы, и скалы и снега этой гряды заполнили все западное небо. За спиной лежал Тротгард, раскрывшийся как на ладони, словно выставленные на обозрение результаты работы Лордов; он сиял в лучах солнца, как если бы был уверен в одобрении. Кавинант еще сильнее нахмурился и обратил внимание на другое.

Всадники двигались вдоль края ущелья Рилла. Низкий, не прекращающийся рокот воды, невидимой в глубине ущелья, как бы придавал Тротгарду звуковое сопровождение, словно гудение издавали сами горы и холмы.

Пейзажи вокруг них усиленно навевали мысли, навязывали причастность к ним. К тому же, вспомнил Кавинант, они взбирались на одно из самых высоких мест Страны – а он не любил высоких мест. Но он сдержался, чтобы не хмуриться, усиливая недобровольность выражения своего лица, и повернулся к Елене. Она улыбнулась ему, но он не смог улыбнуться в ответ, и они продолжили скакать вместе выше в горы.

Под вечер они остановились, разбили маленький лагерь у небольшого прудика возле края ущелья. Вода сливалась с горного обрыва, возвышавшегося перед ними, и собиралась в горном бассейне перед тем как перелиться через край в Рилл. Этот прудик мог бы служить угловой отметкой Тротгарда. На юг от него было ущелье Рилла, к западу горы, казалось, резко вырастали из-под земли, словно застывшая атака из засады; а Кураш Пленетор раскинулся в северо-восточном направлении, на спускающейся местности. Агрессивная близость гор резко контрастировала с окутанным в спокойствие Тротгардом, и этот контраст, усиленный журчанием невидимого Рилла, придавал всей этой картине ощущение удивления, впечатления неожиданности. Атмосфера вокруг пруда была полна ощущения границы.

Это не нравилось Кавинанту. Воздух был слишком пропитан ощущением засады. От этого он чувствовал себя подверженным опасности. И Стражи Крови не настаивали остановиться здесь, дневного света еще вполне хватало, чтобы продолжать путь. Но Высокий Лорд решила разбить у пруда лагерь. Она отпустила Амока, отослала обоих Стражей Крови с ранихинами и лошадью Кавинанта, затем установила чашу со светящимся гравием на плоский камень у пруда и попросила Кавинанта оставить ее одну, чтобы она могла поплавать.

Фыркнув, будто сам воздух раздражал его, он ушел по другую сторону большого валуна, так, чтобы не было видно прудика. Оперевшись спиной на камень, поджал колени и уставился вниз на Тротгард. Покрытые лесами холмы показались ему особенно привлекательными, когда на них легла тень от гор. Вершины гор, казалось, источали туманную мглу, которая сползала и медленно затопляла блистание Тротгарда. Несмотря на сопоставимый размер и величие, горы, казалось, все же превосходили по старшинству лежащую перед ними местность. Но Кавинанту более по душе был Тротгард. Он был ниже и человечнее.

Затем Высокий Лорд прервала его созерцание. Она оставила свою мантию и Посох Закона на траве возле светящегося гравия. Завернутая только в одеяло и высушивая свои волосы одним концом этого одеяла, она подошла и присоединилась к нему. Хотя одеяло сильно укрывало ее, скрывая даже больше от ее гибкой фигуры, чем мантия, ее присутствие было ощутимо более, чем когда-либо. Даже просто движение ее рук, когда она садилась рядом с ним, вызывало у него ощущение неуютности. Она требовала внимания к себе. Он почувствовал, что ему опять больно в груди, как это было в Мерцающем озере.

Стараясь защититься от непереносимой двойственности положения, он соскочил с валуна, быстро пошел к пруду. Зуд в бороде напомнил ему, что ему также нужно вымыться. Высокий Лорд осталась за пределами зрения, Баннора и Морина поблизости не было. Он сбросил одежду у чаши с гравием и подошел к воде.

Вода была холодной как снег, но он бросился в нее словно человек, отбывающий епитимью, и начал скрести свое тело, словно оно было в пятнах. Он тер голову и щеки пока у него не защипало в кончиках пальцев, затем погрузился в воду пока не стало жечь в легких. Но когда он вылез из воды и подошел чтобы согреться к светящимся камням, он ощутил, что только усугубил свои трудности. Он чувствовал себя возбужденным, более голодным, но ничуть не более чистым.

Он не мог понять власти Елены над собой, не мог управлять своими ответными чувствами. Она была иллюзией, фикцией; ему не следовало бы быть так к ней привязанным. А ей не следовало бы так желать привлечь его внимание. Он уже почти ощущал себя ответственным за нее, ибо именно его собственный бесконтрольный поступок в Стране обрек его на это. Как могла она не винить его?

Движимый острым нетерпением, он обсушился одним из одеял, а затем разложил его возле чаши с гравием просушиться и начал одеваться. В одежду он облачался с неистовством, как если бы готовился к битве зашнуровывал, затягивал, застегивал, завязывал себя в свои крепкие ботинки, тенниску, плотные защитные джинсы. Он проверил и убедился, что все еще носит перочинный нож и в кармане у него Оркрест хатфрола Торма.

Оказавшись упакованным должным образом, он через сумерки вернулся к Высокому Лорду, специально топая, чтобы предупредить ее о своем появлении, но трава поглощала его мрачную горячность, и он производил беспокойства не больше, чем негодующий призрак.

Он нашел ее стоящей чуть ниже валуна. Она пристально смотрела на Тротгард, скрестив руки на груди, и не повернулась к нему, когда он подошел. Какое-то время он стоял в двух шагах от нее. Небо было еще слишком светлым от лучей заходящего солнца, чтобы появились звезды, но тени гор накладывали на Тротгард преждевременные сумерки. Накрытое полутьмой, лицо обещания Лордов Стране было скрытым и темным. Кавинант покрутил кольцо и насадил его крепче на палец, стискивая его с таким напряжением, будто оно должно было сейчас взорваться. Вода с мокрых волос стекала ему на глаза. Когда он заговорил, голос его был хриплым от волнения, которое он не хотел ни подавить, ни ослабить.

– Адский огонь, Елена! Ведь я же твой отец!

Она не подала виду, что слышит его, но через мгновение сказала задумчиво:

– Триок, сын Тулера, мог бы сказать, что тебе была оказана такая честь. Он не стал бы любезно выражать это словами – но сердце его сказало бы эти слова, или он имел бы такую мысль. Если бы тебя не вызвали в Страну, он мог бы жениться на Лене, моей матери. И ему не пришлось бы надолго перебираться в лосраат, потому что у него нет стремления к знаниям – управления хозяйством и жизни в подкаменье было бы достаточно для него. Но если бы он и Лена, моя мать, родили ребенка, который вырос и стал бы Высоким Лордом Совета Ревлстона, он все же почувствовал бы себя удостоенным – одновременно как вознесенным, так и скромным в этой свой части – в своей дочери.