Наталия Московских - Зов Тайрьяры

- Спасибо, - монах быстро восстанавливался, тени под глазами начинали понемногу исчезать.

- Так Мали здорова? - с интересом спросил я, надеясь, что хоть беседа с Ольцигом поможет мне отвлечься от жары.

- От красной лихорадки не осталось и следа. Она очень боялась. Признаться, я тоже. Но все получилось, и Эвлорис была в восторге. Она предложила мне на обратном пути вернуться сюда и кое-чему научиться. Представляешь, она научит меня тому, чему учила Харнека!

На моем лице появилась вымученная улыбка: похоже, теперь нахождение в "лагере еретиков" нисколько не смущало монаха Ордена. Честно говоря, от жары я мало, что соображал, но за юношу был чрезмерно рад. Он светился счастьем и оправданным самодовольством. Благодаря его успеху лесные колдуны примут наши условия и помогут войскам союзников, если боевые действия перекинутся в Вару.

- Ты молодчина, dassa, - сказал я, садясь на кровать и потирая руками лоб. Лицо горело, с висков стекали крупные капли пота.

Ольциг вдруг обеспокоенно посмотрел на меня и склонил голову.

- Райдер, у тебя кровь, - нахмурившись, произнес он, указав мне на лицо. Я быстро провел рукой под носом и расплывающимся взглядом увидел, что на ладони осталась алая полоса.

Ольциг поднялся со стула, смотря на меня с нескрываемым беспокойством.

- Что с тобой?

- Не знаю, - качнул головой я.

Новая капля крови упала на руку. Раздался тихий шипящий звук. Я опустил глаза на ладонь и увидел, что от кровавых пятен поднимаются темные облачка дыма.

- Райдер! - воскликнул Ольциг, подбегая ко мне.

Жар стал совершенно невыносимым. Рука монаха легла мне на лоб, и он отдернул ее, словно обжегся.

- Да ты же весь горишь.

Я не соображал, что надо отвечать. Неопределенно качнул головой. Взгляд мутнел с каждой секундой. Казалось, я вот-вот потеряю сознание. Что со мной творится?

Ольциг размял пальцы, занес надо мной руки, напряженно закусив губу.

- Ничего. Сейчас помогу. Сейчас, - затараторил он, закрывая глаза. С его рук сорвалось золотое свечение, и я приготовился к тому, что сейчас жар пройдет и кровь остановится. Однако этого не произошло.

Когда золотое сияние коснулось меня, я не сумел сдержать крик. Казалось, монах буквально выжигает своей магией все мои внутренности. Тело дернулось и упало на пол, извиваясь под этим огнем.

- Нет! - вырвалось у меня. Все мое существо твердило, что это надо прекратить и сейчас же. Руки сжались в кулаки, и в ту же минуту черное облако, неизвестно откуда взявшееся, оттолкнуло Ольцига от меня, швырнув его к самой двери, которая тут же открылась, и Филисити ахнула, поняв, что чуть не зашибла монаха.

- Ольциг, что случилось?

- Я услышал крик, - произнес Роанар, следовавший за девушкой.

Ольциг застонал от боли и поднялся, потирая ушибленный затылок.

- Я пытался ему помочь, но... моя магия вредит ему! - торопливо начал объяснять dassa, со страхом глядя в мою сторону.

Филисити уже не слушала его объяснений. Даже сквозь жар и боль я чувствовал на себе ее взгляд. Она тихо всхлипывала, качая головой и произнося: "нет, не может быть, только не ты". Неужели она знает, что со мной происходит? Все дело в треклятом пойле лесных колдунов?

- Фи... Филисити, - выдавил из себя я. Глаза горели, и, казалось, тоже начинали дымиться. Каждая капля крови шипела, как раскаленная сталь, опущенная в ледяную воду.

Девушка отшатнулась, все еще качая головой, словно не желала признавать, что перед собой видит.

Внезапно Роанар схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул, забыв и о приличиях, и о том, какой силой обладает таирская колдунья.

- Что с ним, декс его забери?! - воскликнул он.

Я не услышал ответа Филисити, на какое-то время провалившись в полубред. Все внутри меня горело. В памяти воскресали видения из Лэс-Кэрр-Грошмора, только теперь чье-то заклятие словно выжигало всю мою кровь изнутри. Когда сознание снова прояснилось, я поймал на себе недоверчивый взгляд Ольцига.

- Филисити, вот гореть мне на еретическом костре, если я неправ, но думаю, он не знает, - с уверенностью сказал dassa, напряженно глядя на меня.

- Об этом нельзя не знать! - закричала девушка, всхлипнув, но Ольциг настаивал на своем.

- Послушай, я объясню свои догадки, но сначала помоги ему, - нахмурившись, сказал он, - поверь, у меня есть причины его защищать.

Филисити посмотрела на меня, ее глаза были холодными и чужими.

- Не понимаю, как он сумел обмануть Бетани. Как сумел скрыть это, - процедила она.

- Сможешь задать ему все вопросы, если он будет жив, - строго произнес Роанар, поддерживая монаха.

Колдунья качнула головой.

- Я не имею права. Если остальные узнают, они убьют нас всех.

- Так сделай так, чтобы не узнали! - воскликнул Роанар, - мы все обязаны ему жизнью. И ты тоже.

- Если ты можешь его спасти, я готов рискнуть, - серьезно сказал Ольциг.

Девушка колебалась несколько секунд, не отрывая от меня взгляда и закусывая нижнюю губу. Затем приняла решение и кивнула.

- Положите его на кровать, - скомандовала она, - затем все вон.

- Тебе помочь? - спросил монах, серьезно глядя на колдунью.

- Нет. Я хочу, чтобы в комнате не было никого. Делайте, как говорю, и уходите.

Я снова провалился в забытье. Помню, как меня перетащили на кровать. Я, кажется, пытался сопротивляться. Что-то во мне не хотело никакого вмешательства. Чувствовал над собой свет, изредка выныривая из вездесущего жара, и вновь проваливался туда глубже.

Лицо Филисити расплылось, и вот я уже вижу, как надо мной склонилась Литиция. Ее губы растянуты в легкой улыбке. Она что-то говорит мне, а я отвечаю что-то, но не слышу себя. Слышу, как говорю Виктору Фэллу: "ты убил ее", но на самом деле это говорит лесной дикий пересмешник, и у меня его рыжие глаза. Я пересмешник. Я никогда не стану одним из них...

... одним из кого?

Вижу Лэс-Кэрр-Грошмор, полный людей. Мертвых людей. Они благодарят меня за спасение. Dahare, perrian numjette. И я, кажется, понимаю, что они говорят. Впервые понимаю. Но я не такой! Я никогда не хотел таким быть.

Возражаю им что-то и, наконец, проваливаюсь в холодную густую темноту. Последнее, что я слышу, это плач Филисити надо мной и слова, что я ее предал.

***

Голова была тяжелой, словно туда, пока я спал, залили металл и успели остудить. Глаза болели и с трудом слушались, но я заставил себя поднять веки и с недовольным стоном сел на кровати, приложив руку к тяжелому, словно с похмелья, лбу.

В том, что вчерашнее происшествие было сном, я разубедился сразу. Напротив моей кровати сидела Филисити с ничего не выражающим лицом, а на коленях у нее лежал заряженный арбалет Роанара. Рука девушки замерла на спусковом крючке. Левая ладонь была перевязана светлым лоскутом ткани, на котором запеклась кровь.