Оливер Джонсон - Последняя Утренняя Звезда

Этот свет не для кого-нибудь одного, мои друзья: он падает на всех нас. Я не могу один обладать ею — как солнце, которое посылает свет и тепло всем тем, кто живет на свете, так и она дарит всем людям надежду, надежду, которая не умирает даже в самую темную ночь, когда кажется что в тенях притаилось древнее зло.

И на меня она светит, тоже, и я расту. Внутри меня цветет жизнь: она не забыла меня, не пренебрегает мной.

Вот моя надежда, вот ради чего я живу. Хотя все темно, и мои глаза слепо глядят на горы, моим внутренним взором я вижу ее — она недалеко, она едет по равнине сквозь ночь по мелово-белой дороге, со своей свитой; вокруг нее горят тысячи ламп. На рассвете она будет в Форгхольме, и завтра ночью она опять будет в моих объятьях.

ЭПИЛОГ

Немос

Напитавшись солнцем четырех дюжин лет лес опять зазеленел, поднялся, покрыл упавшие стволы, в начале весны над разоренной природой колыхался слабый изумрудно-зеленый туман. Путь, по которому он когда-то ходил, исчез — тот самый Путь, который соединял этот мир с бессмертным раем.

Он сидел в хижине, сделанной из принесенных озером стволов деревьев. От поверхности воды поднимался горячий туман. Каждые несколько лет он возвращался сюда, ненадолго, в самое разное время года, в зависимости от того, куда заводили его путешествия. В этот год это произошло летом. Немос лег на спину, наслаждаясь теплым солнцем, тем не менее в его сердце была печаль, он знал, что скоро опять должен отправиться в путешествие.

Когда он не отдыхал около озера, Немос бродил по миру, ночевал в стогах и сараях, в свинарниках и собачьих конурах. Животные были его единственными друзьями: собаки никогда не лаяли, когда он, как призрак, входил в города и деревни, а петухи не кукарекали; коровы подвигались в сторону, чтобы дать ему место в стойле. Даже мыши приходили и спали в складках его плаща.

Он путешествовал по ночам, через одиноко стоящие фермы и деревни, и делал то, что приказал ему покойный повелитель. Видя свет, он подглядывал через двери и окна коттеджей и домов, надеясь найти того, кто выслушает его рассказ, историю о конце Лорна. Но рабочие и фермеры, увидев его ужасное лицо и лохмотья, принимали его за попрошайку, к тому же прокаженного: они пинками выгоняли его в ночь. От многочисленных ран его тело еще больше искривилось и сгорбилось. Ох, тяжело жить в мире смертных! Кости болели так, как никогда не болели в Лорне. Там он был бессмертным, но здесь смертность вцепилась в него мертвой хваткой. После каждого бесполезного путешествия, которое длилось несколько лет, он возвращался сюда, на берег озера, в то самое место, откуда он когда-то возвращался в Лорн.

Днем он редко выходил из хижины. Все было тихо, только птицы пели в деревьях, а волны с шелестом накатывались на берег. Только один человек когда-то побывал в этом месте: сын повелителя. Пятьдесят лет назад он пришел сюда, вскоре после первого путешествия, когда бывшему бессмертному пришлось идти через жестокую зиму, которая, казалось никогда не кончится, когда солнца на небе не было много дней, а потом оно возродилось. Да, Уртред, ребенок, которого Немос бросил под Равенспуром. Он увидел, что Уртред исцелился, к нему вернулось его настоящее лицо, тем не менее на нем по-прежнему была маска, маска печали. Немос очень хотел подойти и поговорить с ним, о Наблюдателе, отце Уртреда, погибшем в Лорне, но его вина была так велика… Вместо этого он опять ушел, на этот раз на юг, в Оморианскую пустыню, и не возвращался долгие годы.

Теперь он был стар и знал, что следующее путешествие будет последним. Он встал на колени на том самом месте, где Уртред и Джайал стояли пятьдесят лет назад, на конце дороги, которая уходила в озеро, и внимательно осмотрел свое лицо. Его передернуло от ужаса. Оно походила на расплавленный воск, один глаз вообще закрыт складками кожи, свисавшей со лба, второй покраснел и слезился, кожа сморщилась, как у ищейки.

Несмотря на столько прошедших лет, в ясные дни он видел странное, пыльно-серое облако, столбом поднимавшееся в небо на востоке. Он проходил мимо во время своих путешествий: Тире Ганд. Воздух там, от земли до неба, настолько пропитался пылью, что в то время, когда оттуда дул ветер, на землю падали маленькие частицы грязи, похожие на серые снежинки.

Но в этом году облако внезапно исчезло.

Как-то ночью, когда луна была почти полной и Немос, как обычно, шагал взад и вперед по берегу озера, зная, что скоро должен уйти в последнее путешествие, он заметил блеск доспехов на верхушке Равенспура. Затем последовала вспышка пламени, и земля слегка вздрогнула под ногами. Громче и громче, сильнее и сильнее, пока птицы в ужасе не улетели, и весь лес не затрясся. Только одно существо в мире могло так шуметь. Талос вернулся.

Немос стоял на берегу озера, опустив голову. В лесу падали деревья, а он глядел, как прямо перед ним в небо поднималась полная луна. Поверхность озера задрожала. Немос повернулся и оказался прямо перед гигантом. Лес содрогнулся в последний раз и замер, Бронзовый Воин стоял, гулко дыша металлической грудью. Рубиновые глаза глядели в небо. Немос тоже не двигался, спрашивая себя, что гигант собирается делать. Минута бежала за минутой, оба молчали: быть может Талос ждал, когда луна достигнет зенита.

Наконец, медленно, она поднялась на максимальную высоту. И тогда произошло чудо. Золотой свет зажегся под поверхностью озера, и освещенный тысячью ламп Путь, единственная дорога в Лорн, впервые за пятьдесят лет появился перед глазами Немоса. На его конце Немос увидел бессмертный город, невредимые здания, а на вершине холма дворец Эревона, освещенный светом полной луны, которая сверкала с ночного летнего неба.

— Вперед, Путь открыт, — внезапно прогрохотал Бронзовый Воин, рубиновые лучи его глаз впервые упали на Немоса. — Мир исцелен, Тире Ганд разрушен до основания. Ты прощен. Время может перенести нас как назад, так и вперед.

Немос опустил голову. — Я должен остаться — много лет назад я поклялся, что расскажу о Лорне всем, кто захочет услышать.

— Наблюдатель опять жив, в новом воплощении, и ждет нас в Лорне. Его сыновья с Ре. Никто не слушает тебя, Открыватель Пути; днем, когда ты прячешься среди изгородей и стогов сена, они смеются и проходят мимо тебя с бушелями зерна в руках. Вечерами они возвращаются домой в своих нагруженных тележках, поют и веселятся. Им не до твоих рассказов о мрачных временах. Мы стали мифом, и таким мифом, который должен немного поспать.

— Немного, это сколько?

Бронзовый Воин поглядел на луну. — В глазах богов и тысяча лет, как мгновение ока, а сотня тысяч — недолгий сон. Пошли, ты уже достаточно настрадался, вернись в бессмертную землю, где слуги Ре ждут возвращения Бога. Ты опять станешь Открывателем Пути, а когда круг замкнется и ты понадобишься людям, через тысячу лет, или через десять тысяч, ты и я придем, как мы делали раньше.