Леонида Подвойская - Тьма

- Что произошло? - держась за виски, поинтересовался Максим.

- Прибывает новая группа тяжёлых. Бензовоз столкнулся с автобусом. Жёны плавсостава. Обширные ожоги, - рассказал главврач, покосившись на певицу.

- Когда будут здесь?

- Минут через пятнадцать. Многие - в тяжелейшем состоянии. И… кроме вас… понимаете…

- Понял я всё, - Максим встал и, запахнув халат, подошёл к окну.

- Вот и солнца нет, - тоскливо пожаловался он.

- Со стороны лечсостава будет сделано всё возможное и невозможное, - некстати сообщил главврач.

- Ну да, облака разгоните, - усмехнулся юноша.

Валентина уже успела сбегать в душ и там же одеться до степени пристойности.

- Станислав Егорович, вам нужны будут санитарки. Я готова помогать. Безвозмездно.

- Ваша готовность, конечно, похвальна, - начал было толстяк, но, поняв, что слишком двусмысленно выражается, перешёл на деловой тон.

- Здесь все и всем будут обеспечены. Есть желание помочь - милости прошу в санаторий. Кстати, и вашего брата - туда же. Вот там добровольцы понадобятся. А здесь, извините.

- Но Егорович, миленький, - обнаружила звезда более близкое знакомство с главврачом.

- Нет, Валентина. Не могу. Всё понимаю, но не могу. Ты не знаешь кто за этим стоит. А мне намекнули. Да и понятно. Если ребята там, в море узнают… раньше времени… Понимаете? Всё. Заболтался. Так вы, Максим…?

- Через десять минут буду.

Когда главврач вышел, Максим быстро оделся и вновь уселся на кровать, сжав ладонями виски.

- Так ты это чувствуешь? - присела рядом певица.

- Да… Знаешь, собака чувствует запахи в тысячу раз более слабые, чем мы. Говорят, что генетически можно такое же обоняние дать человеку. А? И сможет он с таким даром жить?

- А почему нет? - не поняла сначала девушка.

- Подумай. Ладно. Пойду, - поднялся юноша.

- Вот так и пойдешь? И доброго слова не скажешь на прощанье? Девочкам по вызову и то…

- Валь, ну прости, - вновь опустился возле неё Макс. - Не обижайся. Не потому, что… И потом, я думал, не прощаемся… И… Они уже вот - вот будут.

- Хорошо, мой глупыш. Вижу - не со зла. Вижу - больно. Иди. Благословляю. Будет возможность, прорвусь. Хотя бы сюда в номер. А нет, запомни, - я люблю тебя! Имей в виду мальчик, я этого никому никогда не говорила! Я гордая! И то, что сегодня… вчера… значит только это! Люблю! - она порывисто обняла юношу, крепко поцеловала, потом легонько оттолкнула.

- Как бы я хотела разделить твою муку!

- Спасибо, Валь.

Максим быстро вышел из номера и рванулся по лестнице вверх - в пустые сейчас палаты, наспех приведенные в порядок после экстренной эвакуации больных. Не понравилось ему это прощание. Какой-то мелодрамой попахивало. Нет, наверное, не в этом дело. Ну, не мог он ответить тем же. Даже если бы девушка говорила искренне. "Разделить муку". Может, Алёну вызвонить? - потянулся было, к мобильнику юноша. Нет, лучше уж сам. Какое-то чувство вины за прошлую ночь толкало на самопожертвование. Но долго "самокопанием" заниматься не пришлось. Сирена скорой помощи, топот ног и ослепляющая боль сострадания. Огонь не тронул лица первой жертвы, и перекошенное страданием личико молодой женщины в очередной раз потрясло Максима. Господи, да за что же людям столько мучений? Целитель тут же кинулся к несчастной, простирая над ней руки…

А за окном не было солнца. И около полудня Максим выдохся. Иссяк. Со вчерашнего дня не подзаряжались и бусы. И высасывали из него энергию. А всё ещё только начиналось.

- Куда ведёт кабель? - поинтересовался он у главврача, вспомнив рассказ Алёны. - Ладно, я сам.

Он проследил за движением струи тока. Ничего существенного. Освещение. Сейчас не надо. Выдернул толстый провод из разъёма и, зажмурившись, схватился руками за оголённые концы. Это оказалось очень больно. Но не смертельно, а к боли бедный юноша уже привык. Точнее, притерпелся. Начала обугливаться кожа на пальцах. Пошёл приторный запах свежегорящей человеческой плоти. Но это человеческой. Зато та, вторая, неизвестная, волновая сущность быстро наливалась энергией. Но почему-то заклинило бусы. Толи не желали они заряжаться, как обычный аккумулятор, толи… Но некогда, некогда, некогда!

«Теперь только так» - решил Максим, вновь рванувшись к поступающим страдалицам. Здешний медперсонал уже знал его способности - делал своё дело, не вмешиваясь в целительство юноши. Прибывшие врачи несколько секунд оторопело смотрели на исходящие от молоденького врача (Макс, был обмундирован, как и все остальные) лучи. Но некогда, некогда, некогда.

- Мы её теряем, - раздались крики из коридора, и Максим кинулся к очередной вновь прибывшей жертве. Нет, несовместимых с жизнью повреждений не было. В смысле Максима, конечно. Он вернул уходившую, вновь пропустив через себя её болевой шок. Затем закричал реаниматор и Максим кинулся туда.

«Не успею, Господи, не успею! Надо было Алену…Умрут - не прощу. Ну же, ну!» - это он запускал ещё одно остановившееся сердце.

Когда доставили всех - сорок шесть тяжёлых и шестнадцать не смертельных, но тоже жутко обожженных, Максим убедился - может действительно не успеть.

- Я вас очень прошу обратить особое внимание вон на ту женщину - показал главврач на одну из пациенток. Жена командира эскадры. Очень важно её спасти, - подошёл к Максиму главврач, когда тот в очередной раз корчился, держась за провод.

- А… других… неважно? Кого… конкретно… неважно?

- Ну, я же так не говорю, - поморщился главврач от запаха жженой кожи. - Просто, её надо держать на особом контроле.

- Вот и контролируйте. И не мешайте! - оторвавшись от проводов, отогнал главврача Максим. Он с ужасом осмотрелся. Не успевает. Просто не успевает. Выбирать? Спасать действительно наиболее достойных? А разве это не тоже, что убивать менее достойных? Дать умереть, если можешь не дать, это тоже - убить. Или как это… соучаствовать? Попустительствовать? Ай, неважно. Нельзя, нельзя, нельзя выбирать. А если… Если как тогда, с детьми? Ведь сейчас у всех одно и тоже. Снять болевой шок. Потом дать силы жить. Потом выводить токсины. Или что там ещё… Неважно, как называется.

Вот когда сгодились бы бусы! На полную катушку надо! Ну, чего же вы? В отчаянии от своего бессилия он начал колотить кулаками по стене.

- Господи, или как тебя, кто ставит надо мной эти опыты! Дай силы. За любую цену, за любую боль дай сейчас! Видишь же сам - не успеваю!

И эта боль пришла. Ослепляющая, безумная, непереносимая. Несчастный юноша страшно закричал, и боль отступила.

- Да нет же, нет! Давай, ну, давай же!

И они вернулись - дикая боль и чудовищное могущество. Всё ожоговое отделение, а затем и весь госпиталь словно облаком, окутались зелёным искрящимся туманом. А Максим чувствовал, что это - на мгновенья, как - форсаж на взлёте. И торопился, спешил, отдавая себя всего - без остатка. Уже он слышал злобный хохот Тьмы и "У-у-мну" её мерзких порождений.