Константин Соловьев - Геносказка

— Сестра называет меня сумасшедшим фанатиком.

Принцесса звонко рассмеялась.

— Ну, вы с моей мачехой Лит нашли бы общий язык!

Гензелю вспомнилась холодная келья и молчаливая женщина в строгом платье. Слепые лики святых, таращащиеся из стен…

— А вы — находили?

Принцесса замешкалась с ответом, по лицу проскользнула тень.

— Да, пожалуй. Если подумать, она была единственным человеком при дворе, который проявлял ко мне симпатию. Отец смотрел на меня как на ядовитое насекомое, прилипшее к сапогу. Придворные, чувствуя его настрой, тоже не спешили засыпать меня комплиментами. Я была призраком в королевском дворце, на меня предпочитали не обращать внимания. Это не очень сложно, ведь я обычно не решалась и рта раскрыть. А мачеха… Мне кажется, она любила меня. Или, по крайней мере, сочувствовала. А может, все это тоже шутки глупого детского воображения…

— Она не была жестка с вами? Не презирала?

— Ох нет. Хоть я и не была ее родным ребенком, у нас с ней не было генетического материала, королева Лит была добра со мной. Ну, насколько может быть добр человек, поглощенный верой без остатка… Все верующие обычно строги, священники вообще никогда не улыбаются. Они же считают, что все это, — принцесса обвела рукой столовую, — испытание, ниспосланное Человечеству для проверки и очистки. Но мачеха всегда находила для меня доброе слово. Мне приятно вспоминать о ней. Правда, и она не решалась на людях проявлять свое расположение. Наверно, боялась супруга. Едва ли он оценил бы подобную симпатию… Когда он был рядом, мачеха тоже не обращала на меня внимания, даже иногда шипела на меня для виду. Тогда это казалось мне хитрой игрой… Знаешь, дети, особенно одинокие, часто придумывают игры сами себе. Но у меня были самые необычные игры. «Постарайся забыть, что внутри тебя живет чудовище» и «Делай вид, будто боишься мачеху и любишь отца». Разве не забавно?

Гензелю захотелось помотать головой, чтоб вытряхнуть из нее винные пары.

Кажется, жизнь и в самом деле — забавная и сложно устроенная штука.

Вероятно, Тревиранус Первый и в самом деле когда-то презирал свою дочь-полукровку. Позор для правящей династии, пятно на безукоризненной генетической линии… Ему было отчего негодовать. И было отчего злиться. Но стоило только ей пропасть… Вот она, необъяснимая человеческая геномагия, которая происходит без склянок и таблеток.

Король вдруг понял, что Бланко, какой бы ни была ее генетическая природа, часть его самого. Может, небезупречная или даже ужасная, но неотъемлемая. С того момента это стало его бесконечной мукой. Он тосковал по дочери, которую сам же и оттолкнул своей злостью, и боль от этого должна была быть еще мучительнее. Теперь понятно, отчего он истощил казну, рассылая по всему королевству следопытов и охотников. Отчего на его лице безупречные черты оказались навек подавлены выражением усталости и тоски. Король Тревиранус Первый страдал, собственной рукой отрубив родственную плоть.

А королева!.. Злой парадокс судьбы. Королева-мачеха, возможно, когда-то и в самом деле любила маленькую девочку, напуганную и одинокую, от которой отказался весь мир. Даже ее суровая вера не позволила ей оттолкнуть несчастное дитя. Она была единственной ее заступницей в мире, состоящем из ненависти и презрения.

Но все мгновенно переменилось, как меняется цвет химической жидкости в колбе, стоило лишь принцессе подрасти. Из беззащитной девочки она превратилась в угрозу королевскому благополучию. Какова ирония! Королева-мачеха поверила фальшивой генетической карточке принцессы. Не зная, какие мрачные тайны скрывает фенотип падчерицы, она вознамерилась сжить ту со света, даже не предполагая, что Бланко не представляет для нее никакой угрозы.

Гензель криво усмехнулся, надеясь, что принцесса не увидит его гримасы.

«Как же непредсказуема и причудлива человеческая природа, — подумал он, все еще поражаясь этому невероятному калейдоскопу чувств. — Непредсказуема, причудлива и ужасна. Тот, кто тебя ненавидит, готов пожертвовать всем, чтобы тебя вернуть. А тот, кто испытывал к тебе жалость, становится твоим палачом. Наверно, Гретель не смогла бы этого понять. Она — геноведьма. Ученый. Это означает холодный блеск предметных стекол и стерильные инструменты. Гретель умеет разложить человека на крошечные частицы плоти и изучить под микроскопом. Но ей никогда не понять, как эти частицы, будучи сложенными воедино, взаимодействуют друг с другом и к каким поразительным эффектам это приводит…»

— Значит, отец? — спросил Гензель, очнувшись от накатившей задумчивости.

Ничто не переменилось. Они с принцессой Бланко сидели в огромном неосвещенном зале. Между ними на столе стояла пустая бутылка с багровыми потеками на прозрачном стекле. Сперва Гензелю показалось, что принцесса задумчиво смотрит на бутылку. Но потом он понял, что взгляд ее устремлен на него самого. Странный взгляд. Он обратил внимание, что из этого взгляда пропал пьяный блеск. А может, его и не было. Принцесса Бланко разглядывала его внимательно и задумчиво. Как разглядывают странную диковинку непонятного назначения, привезенную из дальних краев.

— Отец?.. — переспросила она, приподняв брови.

— Вы убежали из дворца из-за отца?

Принцесса нерешительно улыбнулась. И куда делась хмельная раскованность?..

— Да. Это главная дворцовая тайна, так что поклянитесь ее не рассказывать. Я убежала из-за него. В какой-то момент мне показалось, что… В общем, я была юна и глупа. Мне…

— Вам показалось, что он готов совершить что-то плохое?

— Угу. Мне показалось, что он хочет убить меня. Таким вот я была глупым ребенком, представляете? Сбежала без оглядки, ночью. Несколько месяцев скиталась по королевству. Тогда я еще не знала, что он будет разыскивать меня. Только здесь, когда у меня появилась радиостанция, я на десятках частот услышала его призывы — во что бы то ни стало разыскать принцессу Бланко Комо-ля-Ньев. Я слушала их не очень долго. Потом перестала включать радио. Ох. Мне казалось, он все еще ищет способ очистить от гнилого яблока свое генеалогическое древо. Видите, Гензель, вы не единственный ребенок, запертый здесь. Я тоже слишком долго была ребенком — мнительным, испуганным и замкнутым. А дети слишком легко поддаются своим страхам. Мои владели мной шесть лет. Но появились вы, сударь, и, кажется, расколдовали меня. Теперь я вижу, насколько глупым ребенком была. И мне стыдно. Ох, церебротендинальный ксантоматоз!.. Чертовски стыдно. Глупейшее чувство.

— Вы выросли. — Гензель ободряюще улыбнулся принцессе. — Вот и все. Возможно, достаточно выросли, чтобы заглянуть в темный шкаф?.. Как знать, может, чудовище, что жило там так долго, вовсе не столь ужасно?