Дэйв Дункан - Будущее неопределенное

Темнело так быстро, что она уже с трудом могла разглядеть даже свою руку. Узел снова завибрировал, и еще две фигуры замкнули круг. Их появление было заметно только потому, что обе были одеты в белое или почти белое. Звездный свет блестел на седых волосах. Семь человек: Освободитель и Пентатеон.

– Вот! – прошептала она. – Он собрал их всех!

– Он с ума сошел, если доверится им, – фыркнул Джулиан. – И с какой стати они будут доверять ему?

– Ты думаешь, он просит их о помощи? Он хочет занять у них маны?

– А что же еще? Но все, что он может предложить им взамен, – это убрать Зэца, и они еще должны поверить ему, что он вернет потом им то, что взял взаймы. Черта с два они поверят.

Алиса не ответила, Конечно, она не знала этого точно, но ей казалось, что Эдвард обдумал все давным-давно, еще до начала своего крестового похода. Он поставил на кон свою жизнь, чтобы дойти до этой точки, так что не позволит, чтобы Пентатеон обманом лишил его всего, что он завоевал. И все же они не могли не понимать, что он загнан в угол. События приближались к развязке, и если ему нужна их помощь, то именно сейчас. Не самое лучшее положение для того, чтобы торговаться.

Храни надежду!

Наступило полное затмение Трумба. Самое время Жнецам вершить свою грязную работу, самое время Пентатеону встретиться с Освободителем – Зэц сейчас слишком занят, поглощает ману, текущую к нему рекой. Звездного света хватало только на то, чтобы блестеть на сырых ветвях и на стенах, окружавших дворик. Что бы там ни происходило, о чем бы там ни договаривались, сцена оставалась невидимой и неслышной. Ей отчаянно хотелось выбежать и крикнуть: «Верьте ему!»

Ибо Эдварду можно было верить. Слово джентльмена для него значило все; никто не верил в это так, как он. Если он занял ману, пообещав вернуть ее позже, он сдержит слово, даже если это убьет его. Он вернет все до последнего пенни. Но как могли эти столетние псевдобоги поверить в это? Он сделал все, чтобы доказать им свою состоятельность, но как могут они поверить? Они судят о нем своими мерками, мерками погрязших в хитрости и обмане игроков Большой Игры, Игры, весь смысл которой заключался в искусстве обмануть соперников. Что за интерес от игры, в которой обещание нельзя нарушить по первой прихоти?

– Это безумие! – пробормотал Джулиан ей на ухо. – Они могут даже перекреститься, но когда их фишки выиграют, они наложат на него лапу и заставят его таскать за ними мешок. – Джулиан никогда не был особенно силен в метафорах.

– Погоди! – шепнула она.

Впрочем, им ничего не оставалось, как ждать. Даже костры пропали куда-то. Они стояли в кромешной тьме, видя перед собой только слабые силуэты окон. Она не нашла бы дверь, даже если захотела бы. О, что за Страну Чудес открыла эта Алиса! Ей не место здесь, во мраке и холоде чужого мира, она не хочет быть замешанной в чужую смуту, не хочет! Ей надо как можно быстрее вернуться в свой мир, если это только еще возможно, ведь Служба рухнула, старая Церковь Неделимого свергнута, а Эдвард наверняка установит новую церковь, как бы она ни называлась, в которой не найдется места элите прыгающих из мира в мир пришельцев. Так что домой, домой! Она попробовала сложить в уме молитву, ибо необходимость облекать свои страхи и желания в слова часто путала ей мысли. Во-первых, пусть добро победит здесь, в Соседстве. Пусть Эдвард останется в живых, добившись исполнения своих целей. Во-вторых, вернуться домой – да, ей в самом деле не место здесь. Домой, с Эдвардом… да, конечно, это было бы чудесно! Если он еще желает ее. Его имя до сих пор в списке разыскиваемых преступников, но следствие вряд ли еще ведется, и потом мисс Пимм, возможно, поможет разобраться с этим. Куда? В Норфолк? В ее домик? Там сейчас весна. Лондон невероятно хорош весной, а в эту первую послевоенную весну он, наверное, весь утопает в цветах. Но ни то, ни другое ее не слишком привлекало. Вот Африка – другое дело; вернуться в Ньягату. Война закончилась, теперь это возможно. Никакие ищейки не найдут их там. Жара, яркое солнце, каждый кустик, каждое деревце знакомо с детства. Вот это действительно Родина. Тебе решать. Господи, но если мне позволено замолвить слово, пусть лучше будет так.

Начало понемногу светлеть. Первыми стали видны деревья, потом крыши и очертания двора. Вскоре она смогла разглядеть призрачное сияние хламиды Висека и мрамор обнаженного тела Тиона. Все так и стояли вкруг – Освободитель и шестеро, составлявшие Пятерых.

Тион изящным движением опустился на колени. Узел содрогнулся от потока маны – еще и еще раз. Джулиан поперхнулся. Узел вибрировал от энергии, сильнее и сильнее, пока сама реальность, казалось, не начала искривляться, а дом не заколыхался, как от землетрясения. Карзон опустился на колени, потом Дева, Владычица… и наконец, медленно, те двое, которые вместе были Висеком. Безмолвный вихрь маны кружил над двором, играя зловещими искрами на коленопреклоненных фигурах Пентатеона и одной торжествующей фигуре, возвышавшейся над ними.

– Боже мой!

Эдвард Экзетер стоял на лужайке, а Верховные Чародеи Вейлов стояли перед ним на коленях, исполняя пророчество: склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его. Потом, совершенно неожиданно, все вновь скрылось во мраке.

Алиса с Джулианом стояли обнявшись, хотя она не помнила, как это произошло.

– Он добился своего! Они согласились помочь!

– Шш! И не будь так уж уверена, черт возьми! Верить им – все равно что поверить мне, будто я – балерина.

Место действия изменилось так быстро, что сама перемена осталась почти незамеченной. Пятеро исчезли, а Эдвард брел обратно к окнам. Алиса подбежала к нему, когда он перебирался через подоконник. Она обняла его. Он рухнул в ее объятия, словно у него совсем не осталось сил. Он сильно дрожал. Реакция, конечно.

– Ты сделал это!

Он вздохнул, роняя голову ей на плечо.

– Надеюсь, да, – пробормотал он.

– Ох, Эдвард! – Что еще она могла сказать? Только обнять, успокоить.

Он не противился ей, но и не-отвечал на ее объятие. Она поймала себя на мысли, что хочет посоветовать ему пойти и выспаться как следует – значит, не он один отходит от страшного нервного напряжения. Она и не замечала, как туго натянуты ее собственные нервы. Он попытался было освободиться, но она удержала его.

– Меня ждут дела, Алиса.

– Но худшее позади, правда ведь?

Он не то засмеялся, не то всхлипнул.

– Худшее еще и не начиналось.

Она тревожно посмотрела на него, и то, что она увидела, ей не понравилось. Его лоб был в испарине.

– Что еще? Что происходит? – спросила она.

Он покачал головой.

– Храни надежду, помнишь? – На этот раз он засмеялся, но горьким, глухим смехом. – Впрочем, какая разница? Даже если Зэц победит, ему уже не остановить того, что я начал. И Пятерым – тоже. Они так долго мариновались в собственной теологии, что и не знают, насколько гибкой может быть вера. Даже если я умру завтра, найдутся люди, которые будут верить, что я каким-то мистическим образом принес-таки смерть Смерти. Что я воскрес или что-нибудь в этом роде.