Мелани Роун - Звёздный свиток

Холлис… — Это имя застряло в горле у Мааркена, когда женщина стремительно обернулась к нему. — Холлис, — хрипло повторил он, — скажи, почему… Что изменилось?

Ее глаза были полны ужаса… и слез. Холлис затрясла головой, и длинные светлые волосы рассыпались по ее спине.

Мааркен не отступился.

— Сегодня вечером я говорил с родителями. Они ждут тебя с нетерпением. Когда Андри передал мне твои слова.

— Я опозорила тебя, — прошептала она. — Мааркен прости, я никогда не думала …

— Тогда о чем же ты думала? Ты не разговаривала со мной, не пыталась увидеть, даже не смотрела на меня! И сейчас не смотришь, хоть и глядишь мне в глаза! — Он слышал свой хриплый от возбуждения голос, видел ее смятение… — Холлис, посмотри на меня!

Женщина повернулась к нему лицом, в ее глазах пылал гнев.

— На тебя есть кому смотреть! Думаешь, я не слышала, что сказал принц Поль? Вот пусть твоя леди Чиана на тебя и пялится!

— Чиана? О Богиня! Холлис, она была в моей палатке незваной и нежеланной гостьей. Ты не можешь ревновать меня к ней!

— Конечно, она из семьи верховного принца и подходит тебе, знатному лорду, куда больше, чем я!

Мааркен в три шага оказался на другом конце палатки и схватил Холлис за плечи.

— Тебе придется поговорить со мной, понимаешь? Скажи, почему. Немедленно!

— Пусти меня! Черт побери, Мааркен, если ты не уберешь руки…

Он зажал ей рот поцелуем. Сначала Холлис вырывалась из его объятий, как испуганный лесной зверь, но затем жалобно всхлипнула, прильнула к нему и раскрыла губы для поцелуя. Его гнев тут же улетучился, затянувшая душу ледяная корка растаяла. Мааркен поднял ее на руки и отнес на стоявшую в углу походную койку. Руки Холлис дрожали и путались в его одежде, и Мааркен, не отрываясь от ее губ, невольно рассмеялся, удивленный ее спешкой и неловкостью.

— Неужели это та женщина, которая пришла ко мне под покровом Богини, чтобы сделать меня мужчиной? — лукаво прошептал он. — Кажется, ты забыла все, что знала, мой неуклюжий «Гонец Солнца»!

— Пользуйся ртом по назначению! — приказала она, становясь той Холлис, которую Мааркен так хорошо знал. Он засмеялся и послушался.

Когда Мааркен встал, чтобы снять рубашку, на тонкую стенку палатки упала чья-то тень. Он повернул голову и увидел свечу в дрожащей руке черноволосого мальчика. В мозгу молодого лорда прозвучал насмешливый голос: «Привыкай, привыкай! Теперь каждый раз, когда ты останешься наедине с красивой женщиной, тебе будут мешать дети!»

— Я… Извините меня, миледи, простите, я не знал, что ты не одна… — В другой руке юноша нес чашку с дымящимся тейзом, и рука эта так тряслась, что бедняге угрожала опасность обвариться. — Я только подумал, что вам захочется еще… я не знал…

Холлис села и запахнула на себе одежду.

— Спасибо, Сеяст, — с поразительным спокойствием сказала она. — Ты очень заботлив.

— Оставь чашку и иди, — велел Мааркен, и мальчик второпях едва не выронил и чашку, и свечу.

— Прошу прощения, милорд, миледи…

— Прощаю, — добродушно сказала женщина, и мальчик перевел дух. Но когда Мааркен обвил рукой талию Холлис, в глазах юноши блеснуло что-то взрослое и очень опасное. — Все в порядке, Сеяст, — прибавила она, и мальчик исчез.

Мааркен почувствовал, что Холлис отдалилась от него, и с тоской в сердце принялся следить за тем, как она решительно застегивает лифчик. Настроение было испорчено, и оставалось мало надежды на то, что оно улучшится. Внезапно Мааркену бешено захотелось придушить глупого мальчишку, но вместо этого он встал с койки и принес Холлис чашку.

Женщина сделала глоток и посмотрела на него через ободок.

— Каждый вечер он готовит для меня отвар и приносит его в одно и то же время. Когда ты пришел, я только-только успела выпить первую чашку. Этот отвар хорошо помогает при усталости.

— Наверно, я должен быть благодарен ему за столь трогательную заботу. Андри говорил мне, что он стал твоей тенью. Но должен признаться, что его вкус восхищает меня даже больше, чем его забота.

— Он еще совсем мальчик и думает, что влюблен в меня. В этой жизни не так уж много любви, чтобы ее отвергать, от кого бы она ни исходила… Кроме того, я не хочу обижать его Мааркен, он перерастет это чувство.

— Так пусть поторопится.

— Ох, перестань говорить глупости… — В знак примирения она протянула ему чашку.

Он сделал большой глоток, обжег себе язык, но глотнул еще, еще и передал чашку ей.

— Я вернусь к Андраде. До тех пор, пока ты не захочешь, чтобы я остался. — Пожалуйста, захоти этого сейчас, молили его глаза.

Она уставилась в пустую чашку.

— Да, ты прав. Тебе надо вернуться. — Она сделала паузу и испустила тяжелый вздох. — Я не хотела обидеть тебя. Просто… я не знаю их, а они не знают меня. У твоей семьи слишком много власти, слишком много разных видов власти. Ты можешь понять, что мне трудно представить себя частью такой семьи?

— Все, что им нужно, это возможность узнать тебя, и они будут любить тебя так же, как я.

— Пожалуйста, не торопи меня, — беспомощно прошептала Холлис, по-прежнему не глядя на него.

Мааркену хотелось взять ее лицо в ладони и повернуть к себе.

— Ладно, не буду. Но мы принадлежим друг другу, Холлис. Мы Избранные друг друга. — Он поцеловал ее в макушку и ушел.

В белый шатер он не вернулся. Он спустился к реке, уселся на скалу и невидящим взглядом уставился в темную воду. Тело его томилось по телу Холлис, а голова болела так, словно он выпил две бутылки вина, а не чашку какого-то несчастного тейза.

Когда все, не исключая и Сьонед, покинули белый шатер, Рохан снова сел в кресло. Напряженный день утомил его, судорогой свел мышцы, пульсировал по жилам… Но если Рохан выглядел просто уставшим, то Андраде была измучена до предела. Пылавшие в жаровне угли ярко освещали глубокие морщины, залегшие вокруг рта и на лбу тетки. Она держала в голове так много жизней и влияла на судьбы стольких людей… В том числе и на его собственную. Она привела к нему Сьонед.

Рядом с ней сидел Уриваль. Его золотисто-карие глаза под нависшими густыми бровями поблекли и ввалились. Оба фарадима выглядели ужасно старыми.

— Сьонед может видеть в Огне кусочки будущего, — отрывисто сказал Рохан. — Можешь ли ты увидеть прошлое?

Андраде резко выдохнула, и у Уриваля сразу потемнели глаза. Их руки метнулись навстречу, пальцы переплелись, и внезапно Рохан все понял. Как же он раньше не догадался? Эти двое любили друг друга, и любовь их длилась дольше жизни самого Рохана.

— Я часто думала, перенял ли ты этот маленький фокус у меня или научился ему самостоятельно, — как всегда, хладнокровно сказала Андраде. — Не рассусоливать, а сразу брать за глотку, верно?