Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– У тебя было тоже самое.

– Но я не упал. А ты сейчас, словно ничего не случилось, а?

– Ну да. Вы не слышали, как я там, на полянке орал? Нет? И знаешь, наверное, больше всего - от пережитого. Может, от страха, а может, такой отходняк был. Так что…

Они вышли на полянку, где уже организованные Ваняткой ребята встретили обоих героев тушем на губах, и конечно, затем гурьбой бросились к Максиму.

– Всё нормально, ну, всё нормально,- односложно повторял он на такие же односложные вопросы: "Ну как, ну как"?

Звякнули кружками в честь такого события. Выпили, кто сколько мог и кто сколько хотел. Уставший от потрясений и от боли Макс выпил почти полную армейскую кружку терпкого вина и вдруг почувствовал, что опьянел. Толи его странный организм еще не перестроился, толи взяли верх его обычные, человеческие корни, но с алкоголем он бороться на этот раз не захотел. По телу разлилось приятное тепло, мысли начали неспешное движение только по приятным темам. Юноша, глядя в уже начинавший разгораться костёр, с умилением рассматривал своих друзей, вот таких добрых, хороших красивых. Рядом сидела Кнопка. Сразу, как только Макс устроился на этом бревне, она незаметно и ненавязчиво, как кошка к хозяину, пристроилась к нему и теперь не собиралась без боя уступать это место никому. Об этом красноречиво свидетельствовали ее поблескивающие в свете костра глаза. Воспитанная девчушка позволяла себе лишь иногда коснуться своего героя то плечиком, то рукой, но и этого ей хватало для счастья, и уж его она бы не уступила никому.

Правда, никому оно и не надо было. Так уж получалось. Косточка обсуждала случившееся с Пенчо, Кот пытался расшевелить все еще пребывавшую в ступоре Мышку, среди других девчат их ватаги "серьезного интереса" никто к Максу не проявлял. Ну, большего, по мнению Кнопки, чем она.

– Я же говорю. Падаю, какая- то вспышка, и меня относит на ель. И уже по ней, как на санках с горки. Точнее, как без санок с горки, - бессовестно врал Максим. - И давайте о чем другом. Я вот что думаю. Мы разъезжаемся. Когда уже встретимся. Может, скажем все по очереди тост?

– Упьёмся!

– Можно и не до дна. Только пригубить. Но послушать каждого? Запомнить? Разве плохо?

С этим согласились, и началось. К счастью, вокруг струилась удивительная ночь. То, что не мог осветить костер, освещала луна. На небе высыпали неправдоподобно яркие звезды. Ребята и девушки были молоды и немного пьяны. Поэтому митинговщины не случилось. Тосты говорили как-то между песнями, между перекурами, между вдруг вспыхивавшими спорами по различным вопросам. Грустинки нагнал Женька - Патрик. Осмелев от вина он прочитал свой стих на смерть одноклассницы.

А в том месте, где ты умерла

Мы цветы положили - розы.

И сидели всю ночь до утра.

Пили водку. Глотали слезы, - закончил он.

Кто - то попробовал аплодировать, кто - то всхлипнул.

– А ведь, ребята, мы тогда у Макса и не спросили…ну, когда прощались… Что это было? - задала вопрос настырная Косточка.

– Да, действительно. Как - то неспокойно… Недоговорено… объясни Макс, - поддержал девушку Пенчо.

– Но я не знаю, - попытался рассказать правду Максим. Это как поле какое-то. Ну, вроде электромагнитного. Оно еще сохраняется после… смерти некоторое время. А потом вроде как растворяется среди других полей. Ну как…как рафинад в чае. И здесь остался и уже нет его, как куска. Ну, не знаю, не могу объяснить по другому… Вот… И пока не растворилось, до него, этого поля, можно иногда… ну, достучаться. Вот у меня и получилось.

– А… все эти…поля… растворяются? - осторожно подбирая слова сформулировал главный вопрос Ванятка.

– Ннне знаю…, - протянул Максим. - Но думаю, что не все…

– То есть, существует - таки бессмертие?

– Думаю, что да. Да! - утвердительно вырвалось у него. Он сам почувствовал - ДА! Но вместе с осознанием этого вдруг навалилась какая- то тоска и вновь откуда-то из бессмертия послышался тоскливый вой одинокого волка.

– Спасибо, успокоил. Значит, за бессмертие! - поднял свою кружку Погорельцев.

Беседа то разваливалась на мелкие частички, то вновь объединялась. Но Макс заметил, что он перестал быть их центром. Где- то на уровне подсознания он ощущал - ребята перестали считать его своим. Слишком много произошло с их товарищем странного, выдающегося, а вот теперь - и героического. Всё правильно. Максим вспомнил, как начали завистливо сторониться год назад Немца из соседнего класса - вдруг вытянувшегося к двум метрам и начавшего выступать за юношеские клуб и сборную республиканского значения.

– Ну, конечно, с таким ростом, - комментировали его успехи и зарубежные поездки злопыхатели. И ведь не изменился Немец, не зазнался (ну, почти и поначалу), но вот так воспринимаются успехи ближних. Девчат это, конечно, не касалось - липли к знаменитости, что не добавляло ему популярности у ребят. И со мной тоже, вздохнул Максим и повернулся с каким-то вопросом к Кнопке. Но та давно ждала его внимания и опередила своим вопросом.

– Мы может, нескоро встретимся… Признайся, с Пушкаревой и её мамой - это ты?

– Ну да. Мне отец говорил - разболтали.

– Скажи, а почему - их? Подвернулись под руку или очень просили?

– Зачем ты так? В больнице, когда увидел умирающую, просто не мог…нет, ну, получилось так. Впервые, понимаешь? А её мать…ну да, просили. А что тут такого?

– Нет… просто… вон, к примеру, Наташка. Красивая девушка, а эта губа… Вот и несчастье на всю жизнь. Или наша Анастасия. И умница и красавица. А жизни из-за ноги нет. И не с нами, и не на танцы, и вообще…даже в школе. Ты ведь мог бы…а? Ведь уедешь и все… Пока здесь, а? - Кнопка умоляюще смотрела на своего кумира большими, полными мольбы и надежды глазами. Максим отвел свой взгляд и отыскал глазами Наташку. Шустрая девчонка, участница всех детских игр и проказ, однажды, перелезая через забор сорвалась и зацепилась верхней губой за торчащий гвоздь. Рванувшись от страха и боли изо всех сил, она сорвалась с него, но губу изуродовала. Наложенные швы этого увечья особенно не скрасили. С тех пор Наташка воспринималась ребятами, как верный друг и не больше. Даже напарника у нее не было. Вот и сейчас, когда опьяневшая молодежь начинала кучковаться, девушка осталась одна, сидя у костра и тихо перебирая гитарные струны.

Максим вновь посмотрел на Кнопку.

– Понимаешь… Это им надо объяснять… И согласятся ли они? Поверят? И потом… больно это.

– Потерпят.

– Мне. Мне больно! И я еще не отошел…Вот недавно…- он осекся. - Ладно, - поднялся он и пошел к Наталье.

– Наташ, есть разговор.

– Садись, - улыбнулась она.

– Нет, давай прямо к делу. Я могу тебе помочь… Ну, с губой, - искал он слова.