Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

Охотники исподволь огляделись вокруг и придвинули табуреты ближе, хотя и так сидели, почти упершись грудью в столешницу.

– Что за мысль? – понизив голос, уточнил Лукас, и Курт так же негромко пояснил, кивнув на Нессель:

– Готтер. Она может помочь.

– Твоя эскулапша? – непонимающе и чуть растерянно уточнил Ван Ален-старший, поспешно оговорившись: – Я ничего не хочу сказать, обидеть тоже никого не хотел, но…

– Она не лекарь, – так же тихо возразил Курт, и охотник запнулся, непонимающе нахмурившись. – Точнее, Готтер, разумеется, умеет врачевать, и это у нее получается лучше всего – попросту потому, что именно в сей области у нее был самый серьезный и частый practicum, однако этим ее умения не исчерпываются. Кроме прочего, она умеет видеть… то, что мы видеть не можем. И проникать разумом и чувством в такие сферы, каковые простым смертным не доступны.

– Опа… – тихо проронил Лукас во всеобщей тишине. – В напарницах у инквизитора – нежданно ведьма.

– В Конгрегации мы зовем их expertus’ами, – поправил Курт. – Методы же работы у каждого из них свои, но в одном они едины: никто из них не использует никакого чародейства, только природное дарование и, как предел допустимого, magia naturalis[88].

– Как у твоей лекарши, – договорил Ван Ален-старший. Курт кивнул:

– Да. Методы Готтер – это то, чем она одарена от рождения, и немного усвоенных знаний в довесок.

– И, – осторожно уточнил Лукас, – какими же такими знаниями она намеревается воспользоваться, что это способно обозлить твое начальство?

– Прежде всего – должен предупредить: об этом я не говорил и не скажу никому, кроме вас двоих, – одарив братьев многозначительным взглядом, произнес он. – Ульмер об этом не знает, и я хочу, чтобы так все и оставалось.

– Не хочешь ставить в известность даже своих? – хмыкнул Ван Ален-старший. – Видать, и впрямь задумал что-то непотребное.

– Расскажи им, – тихо попросил Курт, кивнув ведьме, и та вздохнула, тоже украдкой оглядев полупустую трапезную залу:

– Хорошо… Дело в том, что человеческая душа не всегда уходит сразу же из нашего мира – к Господу ли, в адские бездны ли. По крайней мере, когда речь о том, кто умер не своей смертью, – самоубийцах или убитых, особенно убитых так, что их возможно счесть невинно убиенными. Какое-то время они пребывают здесь, чаще всего – на месте своей гибели, и порой могут оставаться там годами, десятилетиями… Курт говорил, что в одном из старых протоколов читал о неупокоенной душе, которая оставалась в своем жилище, где был убит несчастный, около трех столетий. Их это, понятное дело, вовсе не радует, и это не их прямой выбор: их чувства в момент гибели были настолько сильными, обстоятельства смерти были такие, что они не могут уйти, эти чувства как бы привязывают их к нашей грешной земле.

– Та-ак… – протянул Ван Ален, переглянувшись с братом. – Что-то и впрямь нехорошие подозрения у меня возникают… Молот Ведьм, а разве не запрещает Церковь говорить с мертвецами? Я, конечно, понимаю, что начальствующие на многое, что ты вытворяешь, смотрят сквозь пальцы, но некромантские забавы – как-то чересчур даже для тебя.

– Некромантия – это другое, – твердо возразила Нессель, бросив на майстера инквизитора короткий смятенный взгляд. – Я не намереваюсь призывать чей-то дух оттуда, где ему Господом определено быть, и не буду поднимать чье-то умершее тело.

– Уже лишь то, – хмуро добавил Курт, – что есть подтвержденные случаи, когда дух умершего сам обращался к живущим, прося достойного погребения, наказания убийцы или исполнения последней воли, и эти случаи Церковь не считает проявлением дьявольских сил, – говорит о том, что к некромантии все это отношения не имеет.

– Порой случается так, что душа умершего не может уйти, – продолжила Нессель тихо, – но не может и собраться с силами, чтобы дать знать о себе. Это может быть потому, что человек даже не понял, что умер, это… это что-то сродни сумасшествию. Он просто не знает, что делать и где он, а порой даже забывает, кто он. Или это может быть потому, что смерть потрясла его так, что убитый… или умерший… пребывает в унынии и… Ты бывал когда-нибудь в таком расположении духа, когда все валится из рук? Когда знаешь, что надо делать что-то, но делать не можешь – нет сил, и даже кажется, что физических сил тоже, хотя ты не устал, не болен, не ранен?

– Разумеется, – кивнул Ван Ален. – Но в вопросах жизни и смерти на такое принято плевать и делать, что положено.

– Это потому, что ты еще жив и в себе. А когда от тебя остается один лишь дух… Это тяжело. И со временем все тяжелее и тяжелее. Бывает и так, что такая душа остается вечно скитаться и в своем унынии забывает, почему осталась здесь, и окончательно сходит с ума… если так можно сказать. Но ей можно помочь, можно как бы протянуть такой душе руку навстречу – туда, в смертный мрак, и на время вывести ее к свету, чтобы человек мог поделиться своей болью, мог сказать, что заставило его остаться и что поможет упокоиться.

– И… – уточнил Лукас, – ты хочешь вызвать дух убитого inspector’а, что ли?

– Не «вызвать», – строго возразила Нессель. – Я уже говорила, что вызывание духов – это другое. Я хочу узнать, здесь ли он. Ушел или остался…

Ведьма запнулась, снова покосившись на Курта, и он кивнул:

– Да. Говори всё.

– «Говори всё?» – опасливо переспросил Ван Ален. – Я правильно понял, что идея побеседовать с мертвецом – еще не самое дикое, что вы задумали?

– Есть еще одна причина, по которой оставшаяся среди живых душа не может дать знать о себе, – пояснила Нессель. – Это когда некто, обладающий особой силой и особыми умениями, запрещает ей это делать. Словно ставит ей преграду, отнимает силы, и тогда душа по-прежнему не может уйти, куда ей полагается, но и ничего не может изменить. И… Я уже пыталась узнать, здесь ли убитый и можно ли его услышать. По-моему, мы имеем дело именно с таким случаем: кто-то не позволяет ему это сделать. Я хочу попытаться пробиться через стену, которую кто-то возвел.

– То есть, так, – подытожил охотник мрачно спустя несколько мгновений тишины. – Ситуация такова: есть убитый, чья душа все еще витает среди живых, здесь, в этом городе. Есть убийца, колдун, который… связал его?.. запер за стену?.. в общем, препятствует ему обратиться к живым и назвать имя своего убийцы, чтобы упокоиться. И вы хотите сделать нечто, что даст ему такую возможность. Я все понял правильно?

– Да, – отозвался Курт, игнорируя молчаливый скептический взгляд Лукаса. – Готтер может попытаться это сделать. Это может получиться или нет, но если получится – убийство будет раскрыто. Или, если он там уже начал лишаться рассудка и вывалит набор бессвязных сведений, хотя бы даст мне ниточку, за которую я смогу потянуть. Но Георг Штаудт – не единственная наша цель и надежда. Есть еще Катерина Юниус.