Кристофер Паолини - Эрагон

— Я готов.

— Хорошо. В таком случае…

И тут снова вмешался гном Орик:

— Учти, Эграз Карн, если ты навредишь ему, король тебя по головке не погладит!

Лысый сердито на него оглянулся, потом снова повернулся к Эрагону и даже вроде бы слегка улыбнулся:

— Если он не будет сопротивляться… — И, поклонившись Эрагону, он нараспев произнес несколько неизвестных тому слов.

Эрагон, не сдержавшись, охнул, когда острая боль пронзила, казалось, сам его мозг. Сознание его помутилось, и он совершенно машинально начал выставлять мысленные барьеры, но атака была необычайно мощной.

«Не делай этого! — услышал он отдаленный голос Сапфиры и почувствовал, как ее душевные силы поддерживают его. — Ты подвергаешь Муртага смертельной опасности!»

Эрагон пошатнулся и, чуть не теряя сознания от боли и стиснув зубы, заставил себя снять всю защиту, полностью предаваясь на волю лысого. А тот, явно не обнаруживая подтверждения своим подозрениям, прямо-таки бесился от разочарования, все усиливая свой мысленный напор. И Эрагон, несмотря на причиняемые ему страдания, чувствовал в этом человеке некую слабину, нечто нездоровое, глубоко неправильное…

«Господи, да он же хочет, чтобы я ему сопротивлялся!» — догадался Эрагон, испытывая новый приступ боли. Сапфира изо всех сил старалась помочь ему и уменьшить страдания, но даже ей не удавалось полностью подавить боль.

«Отдай ему то, что он ищет! — быстро сказала она. — Но не все! Я тебе помогу. Его сила — ничто по сравнению с моей. Я сейчас закрою от него возможность слышать наши разговоры».

«Но почему мне так больно?»

«Боль исходит от тебя самого».

Эрагон дернулся — мысленный «щуп» лысого пронзал его мозг, копался в нем, отыскивая нужные сведения. Ощущение было такое, словно в череп ему забивали гвозди. Лысый грубо проник в его воспоминания о детстве, перебирая их одно за другим. «Да не нужно ему это! — не выдержал Эрагон. — Убери его оттуда, Сапфира!»

«Не могу! — отвечала она. — Этим я только лишнюю опасность на тебя навлеку. Но я могу кое-что от него скрыть. Только сделать это нужно прежде, чем он до этих воспоминаний доберется. Быстро решай, что ты хотел бы скрыть?»

Эрагон попытался сосредоточиться и, несмотря на боль, вихрем промчался сквозь собственную память, начиная с того момента, как он нашел Сапфирино яйцо. Он упрятал подальше все свои беседы с Бромом, включая те заклинания, которым тот его научил, а вот их путешествие через долину Паланкар и посещение Язуака, Дарета и Тирма он трогать не стал. Но попросил Сапфиру скрыть от лысого все, что касалось прорицаний Анжелы, а также свое знакомство с котом Солембумом. Лысому он оставил на растерзание их ночной «визит» в крепость Тирма, смерть Брома, тюремное заключение в Гиллиде и, наконец, тайну происхождения Муртага. Последнее ему, правда, очень хотелось скрыть, но Сапфира решительно этому воспротивилась:

«Вардены имеют право знать, кого укрывают под своей крышей, особенно если это сын Проклятого!»

«Делай, как я сказал! — настаивал Эрагон, борясь с очередным приступом боли. — Я не хочу оказаться предателем по отношению к Муртагу! И уж, во всяком случае, этому лысому я его тайну раскрывать совсем не желаю!»

«Но она все равно будет раскрыта, стоит ему проникнуть в его память», — возразила Сапфира.

«Делай, как я сказал!» И Сапфира подчинилась.

Теперь Эрагону оставалось лишь ждать, когда лысый завершит эту пытку. Да это похуже, чем ногти ржавыми щипцами рвать, думал он, стараясь все же вести себя спокойно. Тело его было напряжено, зубы плотно сжаты, лицо покрыто испариной, по спине стекали струйки пота. Каждая секунда болью отдавалась в его мозгу.

А лысый все ползал и ползал по его памяти, точно колючая лиана по стволу дерева, когда упорно пробивается к солнцу. Особое внимание он уделял таким вещам, которые Эрагон считал несущественными, его, например, страшно заинтересовало то, что его мать звали Селеной, и он долго топтался на месте, продлевая тем самым страдания юноши. Лысый также потратил много времени, изучая воспоминания Эрагона о раззаках и о шейде. Наконец, видимо изучив все, что его интересовало, лысый решил убраться из памяти Эрагона.

Мысленный «щуп» наконец извлекли из его головы — точно занозу вынули, — и он, вздрогнув, пошатнулся и упал бы, но в последнее мгновение его подхватили чьи-то сильные руки и осторожно опустили на холодный мраморный пол. Он услышал над собой голос Орика:

— Ты слишком далеко зашел! Мальчик еще недостаточно силен для такого испытания!

— Ничего, выживет. А нам это было необходимо, — коротко бросил лысый.

Орик лишь недовольно крякнул, потом спросил:

— Ну и что, обнаружил что-нибудь? (Лысый не ответил.) Верить-то ему можно?

— Ну… в общем, вам он не враг, — с явной неохотой буркнул лысый.

В комнате послышались вздохи явного облегчения. Эрагон решил, что пора открывать глаза, и с трудом приподнялся.

— Не спеши! — Орик обнял его за плечи своей мощной рукой и помог встать.

Эрагон, пошатываясь, свирепо глянул на лысого. Из закрытой пасти Сапфиры тоже послышалось сдержанное рычание.

Но лысый, не обращая на них никакого внимания, повернулся к Муртагу:

— Теперь твоя очередь!

Муртаг вздрогнул и отрицательно покачал головой, напоровшись при этом на приставленное к его шее острие меча. Потекла кровь.

— Нет, — только и промолвил он.

— Если откажешься, безопасности тебе здесь никто не гарантирует.

— Но ты же сам сказал, что Эрагон достоин доверия, так что ты не имеешь права угрожать мне тем, что убьешь его, чтобы заставить меня открыть свою память. А в таком случае ничто не заставит меня открыть ее перед тобой!

Лысый с издевательской усмешкой осведомился:

— Неужели тебе собственная жизнь не дорога?

— А что тебе даст моя смерть? — со спокойным презрением сказал Муртаг. Держался он так, что сомневаться в его уверенности не приходилось.

Лысый явно начинал злиться:

— Все равно — у тебя же нет выбора!

Он сделал шаг вперед и опустил ладонь на лоб Муртага, схватив его за руку и удерживая на месте. Было видно, что Муртаг изо всех сил сопротивляется его мысленному напору: от напряжения лицо его словно окаменело, кулакисжались, на шее набухли вены. Лысый свирепо оскалился, пальцы его безжалостно впились в руку Муртага.

Эрагон вздрогнул: он-то прекрасно представлял себе, как тяжело сейчас приходится его другу.

«Помочь ему можешь?» — спросил он Сапфиру.

«Нет. Он все равно никого в свою память не впустит».

Орик сердито поглядел на Муртага и лысого, пробормотал:

— Илф карнз ородум! — И бросился вперед. — Хватит! Довольно! — Схватив лысого за руку, он оттащил его от Муртага с такой силой, которая, казалось, совершенно не соответствует размерам его тела.