Юрий Нестеренко - Крылья

На самом деле, к концу этого дня я знала уже довольно много слов и перезнакомилась со всей командой харра — так называются эти корабли. Кое-кто из воинов, включая и самого Дйаргура, который, как я и предположила с самого начала, был их предводителем, немного знал гантруский, правда, толку от этого было не очень много, ибо их знания в основном касались числительных и наименований предметов роскоши — тех слов, которые требовались при переговорах о выкупе. Конечно, хардарги — так они себя называли — могли бы выучить язык и получше, но, похоже, не делали этого принципиально, поскольку презирали гантрусов, считая их изнеженными торгашами, не способными постоять за себя. Естественно, гантрусы, в свою очередь, считали хардаргов презренными варварами. Еще больше хардарги презирали коренные народы урбы (своих, между прочим, дальних родичей), добровольно покорившиеся гантрусам.

Эти тонкости, впрочем, стали мне известны позднее, а в тот день меня больше интересовало отношение хардаргов к одной конкретно взятой ранайке. И тут мне было не на что жаловаться — кажется, на всем корабле не нашлось ни одного аньйо, который не одарил бы меня широкой улыбкой. Многие норовили сказать мне несколько слов, потрепать по плечу, взъерошить волосы. Последнее, впрочем, мне не очень нравилось, но я решила не подавать виду. Похоже, мое участие в их нападении на Доргот совершенно покорило этих суровых воинов; возможно, впрочем, сыграло свою роль и покровительство Дйаргура, который сопровождал меня по всему кораблю, словно заботливая нянька. Так или иначе, у хардаргов явно не было предубеждений против крылатых, и уже из-за одного этого я куда охотнее назову варварами не их, а утонченных гантрусов или даже моих собственных соотечественников.

Плавание продолжалось еще два дня. Стало заметно холоднее. У берегов реку в этих краях уже покрывал лед, но фарватер оставался свободным, и, судя по всему, Дйаргур не боялся, что харры вмерзнут, не дойдя до цели. Зато стоило мне закашляться, находясь на палубе, как он сразу увлек меня в каюту. Такая трогательная забота, конечно, была смешна — после того, что мне пришлось пережить пару дней назад, вряд ли я сильно рисковала здоровьем, стоя на открытом воздухе в теплой одежде. Вообще, суровый предводитель хардаргов был по отношению ко мне так нежен и внимателен, что я поначалу даже испугалась. Ну, вы понимаете, после этого гнусного Зак-Цо-Даба… Но нет, подобная грязь и мерзость была тут совершенно ни при чем. Тем более что у южных народов брачный сезон начинается и кончается раньше, чем у нас. Тут было что-то другое… Он называл меня «Эйольда», но нередко и «Хейги», и я никак не могла понять, что это значит. «Девочка»? «Крылатая»? «Друг»? Нет, точно не «друг», поскольку мою попытку назвать его «Хейги» он отверг с самого начала. Может быть, у хардаргов тоже есть крылатая богиня с таким именем?

Но они были куда более развитым народом, чем нгарэйху, и я бы заметила, если бы отношение ко мне имело религиозную окраску. Нет, они прекрасно понимали, что я — такая же аньйо, как и они. И потому их симпатия была более ценной, чем предписанное верой почитание богини. Я не плакала, когда меня вели на казнь, но теперь, когда Дйаргур с любовью смотрел на меня и осторожно гладил мои волосы, я порою чувствовала влажное тепло в глазах…

Спала я по-прежнему в выделенной мне персональной каюте, обедала и ужинала за общим столом на корме — у хардрагов нет таких понятий, как «кухня для офицеров» и «кухня для солдат», — а остальное время по большей части проводила в обществе Дйаргура. Разумеется, мой словарный запас был еще слишком мал для нормального общения, но я старалась запомнить и понять как можно больше и уже на второй день, используя жесты, попыталась объяснить, что цель моего путешествия лежит далеко на северо-западе, но он лишь качал головой.

Не понимал или не хотел понимать? Конечно, даже если бы он и понял, вряд ли это что-то бы изменило. Всякий раз, выглядывая в иллюминатор или выходя на палубу, я видела то угрюмые хвойные леса, утопающие в снегу, то обледенелые утесы, то сплошную снежную целину до горизонта, кое-где изрезанную глубокими оврагами, но нигде ни дорог, ни поселений. Деваться с харра было некуда.

Но мою свободу ограничивала природа, а не аньйо. На корабле я могла заходить куда угодно, а когда, устав от лингвистических штудий, объяснила, что хочу размяться с мечом — субтильных шпаг хардарги не признавали, хотя огнестрельным оружием владели хорошо, — такая возможность была мне тут же предоставлена. За два дня пути я поупражнялась на палубе и с Дйаргуром, и с еще несколькими воинами. Конечно, они были сильнее меня и искуснее тех же гантрусов, да и сказывался большой перерыв в моих тренировках, но когда я замечала, что мне пытаются поддаться, сердилась и требовала, чтобы со мной дрались в полную силу. И пару поединков с молодыми хардаргами мне удалось честно выиграть под одобрительные возгласы зрителей.

Морозным и солнечным утром третьего дня харры подошли к пристани, наполовину вмерзшей в лед. На правом берегу, круто вздымавшемся в этом месте гребнем, высился Ганйаррах — данг Дйаргурова клана.

Данг — это нечто среднее между замком и городом. Данг не строится по единому плану и разрастается со временем, но все его постройки — от стройной смотровой башни, возносящей свой флюгер на сотню локтей над кручей, до сараев и складов, спускающихся к самой воде, — образуют единое целое. Если где-то они не имеют общей стены, значит, их соединяет крытая каменная галерея, но такое бывает редко: в основном постройки лепятся вплотную друг к другу, ибо чем меньше общая площадь внешних стен, тем меньше тепла теряет данг. Все сооружения, даже самые незначительные — кроме разве что некоторых складов ненужного зимой инвентаря, — сложены из камня по той же самой причине: он сберегает тепло лучше, чем дерево. Окна тоже узкие из-за этого. Нужды фортификации уже вторичны — с вражескими воинами жителям данга приходится иметь дело лишь изредка, а с холодом — каждый день на протяжении полугода. Хотя при необходимости данг может выдержать и штурм, несмотря на отсутствие крепостной стены. Под каменным панцирем скрыты и амбары, и зимний хлев, и дровяные склады; данг в любое время готов к многодневной осаде, хотя опять-таки чаще всего осаждающими выступают не аньйо, а свирепые морозы и метели, способные порою бушевать больше декады. Все эти подробности я, разумеется, узнала позже.

Харры, естественно, были замечены с башни еще на подходе, так что, когда мы пришвартовались, на пристани было уже полно встречающих. По большей части это были женщины и дети; почти все мужчины, способные держать оружие, — полторы сотни аньйо — ушли в набег вместе с Дйаргуром. В данге оставались лишь несколько охотников и ремесленников, а также подростки и старики. Из последних, впрочем, мало кто стал спускаться к пристани по вырубленным в камне обледенелым ступеням, рассудив, что как добрые, так и худые вести сами скоро поднимутся к ним.