Евгений Малинин - Драконья любовь, или Дело полумертвой царевны

Словно почувствовав, что я смотрю на нее, старуха, не оборачиваясь, крикнула в рифму:

– Давай, милок-говорунок, поднимай мой чугунок, я пока нас прикрою, а то мне эти пироманы всю навигационную магию раздолбают!!

И действительно, алых фигур в окнах не было, старуха буквально не давала им высунуться!

Бросив короткий взгляд в сторону застывшей на палубе Людмилы, я крикнул ей:

– Ничего не бойся и… лучше сядь на пол!!

Она немедленно уселась на настил палубы, а я одним броском оказался в управляющем луче везделета.

И снова на меня накатило знакомое ощущение возможности полета, только теперь я действовал и более уверено и более осмысленно. Быстро поймав голубой луч управления, я плавно оттолкнулся от земли и, сразу же перейдя на зеленый луч, устремился вертикально в небо.

– А как же Юрка! – Воскликнула Людмила, и в этот момент через борт чугунка перевалилось бездыханное тело… рыжего Коляна, а следом за ним показалась багровая физиономия старшего лейтенанта Макаронина.

Перебравшись на палубу, Юрик перевел дух, потом неприязненно посмотрел на своего бывшего дружка и недовольно пробасил:

– Маленький, зараза, а тяжелый!!

– Зачем ты его с собой взял?.. – Неприязненно спросила Людмила, отодвигаясь от тела, валявшегося на палубе, словно тряпичная кукла. – Он же наверное уже… того… помер!

– Живой!.. – Уверенно ответил Юрка. – А взял за тем, чтобы он еще какой гадости не придумал!..

Баба-Ага спрыгнула с борта и, проходя мимо меня негромко буркнула:

– Хватит вверх тянуть, думай, куда подаваться будем!..

Затем, подойдя к бездыханному телу, небрежно потыкала в него ухватом и подтвердила слова Макаронина:

– Живой, шельмец, только очухается нескоро, здорово я его приложила!

В ее голосе звучало искреннее удовлетворение! Она с довольной улыбкой повернулась ко мне, и тут ее лицо стало совершенно серьезным:

– Э-э-э… милок-говорунок, да ты у нас больше всех пострадал!

Людмила немедленно вскочила на ноги и бросилась ко мне. Баба-Ага уже держала мои руки в своих и внимательно оглядывал мои обожженные ладони.

А я совершенно забыл о них. Противоболевой блок, поставленный мной почти машинально, избавил меня от страданий, а дальше мне стало не до собственных рук. Только теперь я увидел в каком они плачевном состоянии.

– Давай-ка я тебя заменю! – Предложила баба-Ага, почти выталкивая меня из управляющего луча. – А девчонка о тебе позаботится! Говори, куда лететь-то?!

Она утвердилась в луче и вопросительно смотрела на меня.

С минуту я раздумывал, а потом проговорил медленно, стараясь, чтобы бабка меня хорошо поняла:

– В Черном бору, недалеко от усадьбы Лосихи, есть поляна… На ней лежит такая… странная колода…

– Зачем тебе туда? – с неожиданной злостью перебила меня баба-Ага. – Нехорошее это место, неча вам там делать!

– С этой поляны мы в свой Мир уйдем… – попытался я успокоить старуху.

– Нешто другого какого места нет для вашего перехода… – Не согласилась успокаиваться баба-Ага, – …кроме этого поганого места?! И потом, нет там никакого перехода! Нет!! Уроды возле этой колоды получаются!!

Я отрицательно помотал головой.

– Не собираюсь я подходить к этой колоде! Но такая же поляна есть и в нашем Мире. Я хочу выйти на эту поляну… Там мне проще будет составить заклинание перехода…

Старуха внимательно посмотрела мне в лицо и покачала головой:

– Ну, смотри… колдун. На меня потом не пеняй! Только на поляне я везделет сажать не буду, рядышком приткнусь!

Я кивнул старухе, соглашаясь на ее условие и, взглянув еще раз на Людмилу, занялся своими руками.

До выбранного мной места везделет добирался часа четыре. За это время я не только успел полностью заживить свои руки, но и восстановить значительно подсевший магический кокон, и хорошо отдохнуть.

Макаронин провел эти четыре часа, сидя возле тела своего дружка и о чем-то хмуро размышляя. А Людмила, вначале с интересом оглядывавшая окрестности, к концу путешествия как-то поутихла и тоже задумалась, изредка поглядывая в мою сторону.

Несмотря на свое предупреждение, баба-Ага посадила везделет на краю указанной мной поляны, и на мой молчаливый вопрос недовольно буркнула:

– Заблудитесь еще!..

Я осмотрелся, припомнил, как изменился окружающий пейзаж при нашем первом переходе, и выбрал место на дальней опушке поляны.

Мы втроем спустились с везделета и отправились к выбранному мной месту. Макаронин шел последним, таща на своем плече безвольно болтающееся тело Коляна и негромко, но сердито ворча:

– Отдохнул, называется, в деревне!.. Блин!.. Пятые сутки то одного, то другого, то третьего на себе таскаю!.. Подрядился я что ли в носильщики!..

Я остановился шагах в пяти от выбранного места и оглянулся на Людмилу. Она стояла рядом со мной и не сводила с меня своих огромных васильковых глаз. И тут с моих губ сорвался странный, не мной придуманный вопрос:

– Я… все… правильно сделал?..

Она вскинула руки к груди, кивнула и тихо произнесла только одно слово:

– Конечно!

И тут мне стало необыкновенно легко, словно с моей души мгновенно сняли камень… огромный камень сомнения… тоски… тревоги!

В этот момент к нам подошел Макаронин, внимательно посмотрел на нас обоих и привычно прямо поинтересовался:

– А что это вы тут шепчетесь?!

– Ничего, Юрик, – улыбнулся я ему, – все нормально.

Затем, вновь переведя взгляд на Людмилу, попросил:

– Подождите меня здесь, и… будьте готовы. Мы возвращаемся домой!..

Отойдя от ребят шагов на пять, я достал из заветного мешочка Маулика четыре драгоценных камушка и разложил их в короткой, мохнатой травке. А затем я начал составлять заклинание Перехода. Спустя пятнадцать минут над травой поляны поднялся призрачный Портал.

Оглянувшись, я махнул ребятам рукой, и они быстро подошли ближе. Баба-Ага тоже была с ними и с огромным интересом разглядывала мое творение.

Спустя пяток секунд, она повернулась ко мне и спросила:

– Это что ж такое ты, милок-говорунок, тут сочинил?..

– Домой мы уходим, бабушка! – Ответил я с улыбкой и вдруг неожиданно добавил. – А может и ты с нами отправишься?!

Баба-Ага задумчиво поглядела на призрачно переливающуюся радугу Портала и отрицательно покачала головой.

– Нет… Владимир, – голос ее был необыкновенно серьезным, – я… дома останусь! – Она взглянула на меня острым взглядом и добавила, – сам, небось. Знаешь, как на чужбине сладко?! И потом, везделет у меня… его ж в твою… дверку не протащишь! И дела… всякие!..

– Тогда, прощай, бабушка, – проговорил я, сглатывая комок в горле, – не поминай лихом!

Макаронин тряхнул плечом, укладывая тело Коляна поудобнее, и спросил, гладя на мерцающий портал: