Джордж Мартин - Пир стервятников

— Милость богов велика, — сухо заметил сир Хиль, — но не проще ли обуться, чем беспокоить их?

— Это мне наказание такое положено, босиком ходить. Даже септон может быть грешником, вот и моя плоть слаба. И во мне бродили соки по молодости-то лет… а девушкам даже септон кажется принцем, ведь только он один и уходил дальше чем за милю от их деревни. Я им, бывало, читал из Семиконечной Звезды, и Книга Девы лучше всего пронимала. Грешен, грешен я был, пока обувь не сбросил. И вспомнить-то стыдно, скольких девиц я лишил невинности.

Бриенне тоже вспомнилось нечто постыдное: лагерь под стенами Хайгардена, где сир Хиль и другие рыцари поставили на кон ее собственную невинность.

— Мы как раз ищем одну девушку, — открылся септону Подрик Пейн. — Благородную девицу тринадцати лет, с золотистыми волосами.

— Я думал, вы разбойников ищете.

— Их тоже, — подтвердил Подрик.

— Другие путники стараются избежать встречи с ними, — заметил Мерибальд, — а вам вот они зачем-то понадобились.

— Нам нужен только один, — сказала Бриенна. — Пес.

— Сир Хиль говорил мне. Да хранят вас Семеро, дочь моя. Говорят, за ним тянется след из убитых младенцев и поруганных дев. Бешеный Пес Солеварненский, вот какое прозвище ему дали. Зачем добрым людям встречаться с таким злодеем?

— Возможно, что девушка, о которой говорил Подрик, сейчас у него.

— Вот оно как? Тогда за нее, бедняжку, нужно усердно молиться.

Помолись и за меня, хотелось сказать Бриенне. Попроси Старицу осветить мне своей лампадой путь к леди Сансе, а Воина дать мне силу, чтобы ее защищать. Но все это осталось невысказанным — Хиль Хант, чего доброго, мог услышать ее и посмеяться над ее женской слабостью.

Из-за пешего септона и его тяжело нагруженного осла всадники продвигались медленно. На запад они следовали не по большой дороге, которая когда-то привела Бриенну и Джейме в разграбленный, заваленный трупами Девичий Пруд. Слегка отклонившись на север, они предпочли ей тропу вдоль берега Крабьей бухты, которая не значилась ни на одной из драгоценных карт сира Хиля. По эту сторону Девичьего Пруда в отличие от мыса Раздвоенный Коготь не было и помину о крутых холмах, черных болотах и сосновых лесах. Здесь под серовато-голубым сводом небес простирались песчаные дюны и соленые заводи. Дорога, то и дело пропадая в тростниках и мелких прудах, вновь обнаруживалась милю спустя. Бриенна понимала, что без Мерибальда они бы сразу сбились с пути. Септон постоянно выходил вперед и пробовал зыбкую почву своим посохом. Деревья в этих местах не росли, и путники не видели ничего, кроме моря, песка и неба.

Нельзя было представить себе земли, более отличной от Тарта с его горами, водопадами, высокими лугами и тенистыми долинами, но и в ней была своя красота. В многочисленных медленных ручьях водились лягушки, над бухтой парили крачки, в дюнах слышались голоса птиц-перевозчиков. Однажды дорогу им перебежала лисица, и собака Мерибальда ее свирепо облаяла.

Люди им тоже встречались. Одни ютились среди тростниковых зарослей в домишках, слепленных из перемешанного с соломой ила, другие выходили рыбачить в бухту на кожаных челноках, а дома ставили на шатких, врытых в песок деревянных сваях. Многие из них жили вдали от других — скорее всего в одиночку. Чужих людей здесь, как видно, стеснялись, но ближе к полудню собака опять залаяла, и три женщины, выйдя из тростников, вручили Мерибальду корзину с раковинами. Взамен он дал каждой по апельсину, хотя моллюски здесь были дешевле грязи, а заморские плоды стоили дорого. Одна была совсем старая, другая беременная, третья свежая и прелестная, как весенний цветок. Когда Мерибальд отошел исповедать их, сир Хиль с ухмылкой заметил:

— Похоже, боги сопутствуют нам — по крайней мере Дева, Матерь и Старица. — Подрик был поражен, и Бриенне пришлось объяснять ему, что это всего лишь местные жительницы.

Снова тронувшись в путь, она заметила септону:

— Эти люди живут меньше чем в дне езды от Девичьего Пруда, однако война их не тронула.

— Да что с них и взять-то, миледи. Все их богатство — ракушки, камешки и кожаные лодчонки, а за оружие сходят ржавые ножи. Они родятся, живут, любят и умирают. Они знают, что правит ими лорд Моутон, но мало кто из них его видел, а Риверран и Королевская Гавань для них только названия.

— Однако богам они молятся, и это, думаю, ваша заслуга. Долго ли вы проповедуете в речных землях?

— Скоро сорок годов минет, — сказал он, и собака гавкнула, подтверждая его слова. — Каждый мой обход начинается в Девичьем Пруду и кончается там же, а занимает полгода, если не больше. Однако я не сказал бы, что хорошо знаю Трезубец. Замки знатных лордов я вижу разве что издали. Путь мой лежит через городки, остроги, деревушки, у которых даже имени нет, через изгороди и холмы, через ручьи, где можно напиться, и пещеры, где можно укрыться. Проселки, которыми пользуется бедный народ, на пергаменте не рисуют, но я их все исходил раз по десять.

Проселками и разбойники охотно пользуются, а пещеры могут служить им укрытием. Бриенну кольнуло подозрение, и она спросила себя, хорошо ли сир Хиль знает этого человека.

— Одиноко вам, должно быть, живется, септон.

— Со мной всегда Семеро, и мой верный слуга, и Собака.

— А имени у вашего пса разве нет? — спросил Подрик.

— Есть, должно быть, да только я не знаю его.

— Как же так? Он ваш, а вы не знаете, как его звать?

— С чего ты взял, что он мой?

Пес сказал свое слово, гавкнув и завиляв хвостом. Он был громадный, не меньше десяти стоунов, косматый, но добродушный.

— Чей же тогда? — настаивал Подрик.

— Свой и божий. Своего имени он мне не назвал, вот я и кличу его Собакой.

В уме Подрика явно не умещалась мысль, что собаку можно звать просто Собакой. Помолчав немного, он сообщил:

— У меня тоже был пес, давно, в детстве. Я его звал Героем.

— А он им был?

— Кем был?

— Героем.

— Н-нет. Но все равно хорошая была псина. Он умер.

— Собака охраняет меня в дороге. Ни волк, ни разбойник не смеет тронуть меня, когда он рядом, даже в эти опасные времена. Хотя с волками теперь просто сладу не стало, — помрачнел септон. — Одинокому путнику разумнее всего спать на дереве. За всю свою жизнь я не видел больше дюжины волков разом, а сейчас по Трезубцу рыщет стая, где зверей несколько сотен.

— Вы сами-то с ними встречались? — спросил сир Хиль.

— Семеро уберегли меня от такой напасти, но я не раз слышал их по ночам. Кровь в жилах стынет от такого хора. Даже Собаку в дрожь бросает, а он немало волков убил на своем веку. — Септон потрепал Собаку по голове. — Люди вам скажут, что это демоны, а водит их будто бы волчица, исчадие ада, огромная и безмолвная, словно тень. Говорят, что она зубра может повалить в одиночку. Ни силки, ни капканы ее не берут, сталь и огонь не пугают. Она убивает всех волков, которые тщатся ее покрыть, а питается одной только человечиной.