Михаил Задорнов - Рюрик. Полёт сокола

— Рарог, гляди, Ольг пришёл, как ты велел, — молвила княгиня, оборачиваясь к просторному деревянному одру, на котором полулежал, опершись спиной о подушки, борющийся с Марой князь.

— Не велел, а просил… Ефандушка, — тихим голосом ответил Рарог. — Кончилось моё веление… — князь снова остановился, чтобы перевести дух, — повелевает тот, кто силу имеет, а у меня её уже нет…

— Погоди, княже, отлежишься, поправишься ещё… — начал было возражать воевода, но Рарог прервал его, обратившись к жене с мягкой улыбкой на бледных устах.

— Да, получше мне сегодня стало… А что, Ефандушка, далече ли твоё одеяние, в котором ты от казни готской меня спасла? Ведаю, что хранишь его, а надень-ка сейчас! Хочется в час тот снова заглянуть… А со мною пока Ольг побудет, о делах наших побеседуем…

Княгиня, чуть задержавшись на пороге и пристально взглянув на обоих мужчин, промолвила тихо: — Я сейчас, я быстро, — и вышла из горницы, затворив за собой дверь.

— Ушла… — молвил устало князь. — Только силой своей держит она меня в Яви. А сила её волшебная нужна для поддержания Рода нашего, чтоб Игоря настоящим рарожичем воспитать… — Князь замолчал, подбирая нужные слова. — Что ж, Ольг, — вздохнул он, — на землях словенских мы с тобой лад установили, так что ни нурманы, ни франки сунуться не решаются, хазарам охоту на грабежи в наших землях тоже отбили… Только не успел я… Киев-град от Скальда освободить…

— Коль живы будем, княже, перво-наперво с этим хитрым певцом порешим, слово даю! К нему подход особый нужен, его просто так в бою не возьмёшь, ускользнёт, как слизь между пальцев, — ответил воевода. — Непременно с изведывателями обмозговать надо, как сие сподручней исполнить.

— Ну, вот и добре… Что обещал деду, вроде исполнил. Могу уходить с чистым сердцем… В мире земном боле задерживаться мне не следует, потому как человеку и время, и силы по мерке его отпускаются. Сил моих более нет для жизни, а умереть — значит её, Ефандушку мою, смертельно ранить! Помоги, брат! Успокой её, поддержи, чтоб глупостей… не наделала… — дыхание князя перехватило, и он замолчал. — Ольг, — снова собравшись с силами, подал голос Рарог, — меч мой Болотный Игорю передашь, как только он воинскую клятву примет… В нём воинская сила рода нашего… Пусть Игорь своему сыну… в колыбель положит… чтоб Перун и далее… хранил… вервь рарожичей… — с неимоверным усилием, прерывисто выталкивая слова, закончил князь и прикрыл очи.

— Эх, брат, думаешь, Ефанда сама того не ведает? — возразил Ольг. — Всё она зрит и ведает, только сердцу то не прикажешь, а тем более любящему… Обет тебе даю, всё, о чём просишь, исполню, заветы Гостомысловы сохраню, — Ольг взял руку снова открывшего очи Рарога и крепко пожал её, — обещаю!

Князь ничего не ответил.

В это время вошла Ефанда, облачённая в то самое одеяние из тонкой, но прочной кожи, с заговоренным ножом на тонком поясе. Её очи и очи Рарога встретились, он уже ничего не мог сказать словами, а ей и не нужно было говорить. Слова слишком медленны и нескладны, а очи в миг один могут вместить вечность…

Ольг увидел, как по щеке сестры покатилась слеза. Ефанда подошла, поцеловала мужа в уста и дрожащей дланью закрыла его очи.

Ольг осторожно положил на ложе руку князя, которую ещё держал в своей, потом встал и усадил на своё место сестру, которая по-прежнему молча роняла слёзы, сжимая теперь в своей руке безответные пальцы любимого.

— Сестрёнка, — поглаживая её по голове, как маленькую, молвил Ольг, — не надобно так убиваться, вас с Рарогом никто, даже смерть сама никогда не разделит. Не плачь, сестрица, сама ведаешь, что нет ничего сильнее любви, она мир наш создала, и она же им движет. Ты хоть и младше меня, но мудростью со мною делилась, за то я тебе благодарен. А теперь твоя любовь и мудрость нам нужна паче прежнего… — Он гладил голову сестры, а она все сжимала в своей руке руку любимого, как тогда, когда они бежали от франкских изведывателей. Потом, подняв на Олега очи, исполненные тёмной глубины, наконец молвила:

— Я не плачу, братец, я радуюсь за него. Не каждому дано так достойно пройти свой путь. И благодарю богов, что они оказали нам честь, как самым близким и любящим, проводить сейчас Рарога в Небесный Ирий… Пусть боги и нам помогут так же пройти свою земную стезю. Пойдём, Ольгушка, тело обмыть надобно, пока не закоченело…

Ольг с Ефандой и молодой волхв Велесдар в задумчивости шли по усыпанной жёлтыми листьями дорожке, ведя за руку Игоря, который расшвыривал ножками ворохи опавшей листвы. Вот малыш остановился и стал рассматривать маленького деревянного человечка, которого держал в руке.

— Как его зовут? — спросил он.

— А как ты сам его назовёшь? — наклонился Велесдар.

— Летит, летит, вон там! — вдруг взволнованно закричал малыш, показывая ручонкой вверх. Брат с сестрой подняли очи и увидели белого кречета, что кружил у них над головами, поднимаясь всё выше в хмуром осеннем небе. Сердце родных защемило, они поняли, кто кружит над ними, прощаясь перед уходом в последний путь.

— Он меня позвал, — волновался малыш, — он сказал мне: «Игорь, сынок!», правда, дядька Ольг!

— Я знаю, я верю тебе, это он с нами простился.

— Он никогда больше не вернётся? — неожиданно по — взрослому нахмурившись, спросил малец.

— Никогда, но он всегда с нами, — тихо ответила мать.

— Разве так бывает?

— Так не бывает, так есть, княжич, — твёрдо сказал Велесдар.

А Олег, вдруг подхватив Игоря на руки и высоко подбросив его, воскликнул:

— Слава Рарогу!

— Слава! — заливаясь смехом, повторил княжич. И смех его звонкими колокольцами рассыпался над всей округой, поднимаясь вверх вместе с Белым Соколом.

Сокол взмывал всё выше и выше. И постепенно видел всю Русь, все земли её, со множеством разных мест и народов, обширную и одновременно такую малую, в сравнении с огромностью прочего мира Сварожьего. Сокол не чуял крыльев, он наслаждался ощущением полёта. Неожиданно он понял, что может легко обозреть любой уголок на земле. Вот он описал ещё одно коло, поглядел вниз и острым зором ясно увидел старого волхва, что сидел за дубовым столом и старательно что-то выводил писалом на телячьей коже. Сокол без труда заглянул через плечо пишущего и прочёл:

«И так от Рюрика возродилась сила Русская, живым ростком поднявшись с земли словенской, Новгородской. И взросло Древо её могучее, простирая ветви над землями многими, зачало укрепляться и шириться. А коли состарится сие Древо, то явится в другом месте Руси новый росток, и будет он ещё крепче прежнего!»

Краткий словарь исторических и религиозно — философских терминов, используемых в романе