Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
— Но другие… кому такое понравится? Их должны ненавидеть!
— А их и не любят куда больше айо, — серьезно произнесла Атали. — Только уканэ рождаются редко, и сильных среди них — мало. Те, про кого знают, носят серебряные браслеты — замкнутое само на себя серебро не дает возможности пользоваться Силой… Только высшие и их доверенные лица свободны.
— Но они могут… подчинить своей воле всех!
— Нет. Это редкий дар. Обычно все, что может и сильный — воздействие временное. Личность стереть и переделать нельзя… разве только заставить забыть, — Атали покосилась на Огонька. Тот кивнул, внимательно слушая.
— Около ста сорока весен назад родилась девочка… о ней до сих пор говорят с ужасом. Она была… чудовищем. Она могла стереть саму суть человека и создать заново что угодно… — Хмыкнула: — Да, тебе есть с чем сравнить: тот, у кого ты жил на юге, точно такое же чудовище, только он айо.
— Ну… с ней-точто было? — вернулся к прежнему Огонек.
— Она играла со своим даром, толком не умея им пользоваться… но была слишком неосторожна. Поэтому ее смогли убить — в девять весен. До сих пор Сильнейшие вздрагивают при попытке представить, как могло бы сложиться, окажись у девочки опытный и хитрый наставник. Даже родители ее были рады смерти дочери… а вот почему живет тот, на юге? Неужто им нравится сидеть у жерла проснувшегося вулкана?
— Отстань, не знаю, — с досадой, и спросил: — Уканэ — это чаще женский дар?
— Не только, но женщин больше.
— А кто мешает нескольким таким сговориться и объединить усилия?
— Ты не понимаешь, — Атали глянула привычно-снисходительно. — Если ворон, цапля и попугай закричат одновременно, это будет просто гвалт, а не одна большая цапля. Вот айо могут при должном умении объединить усилия… и делают это.
— А подчинять своей воле исподволь?
— И такое было. И не раз, кажется… Но в прежние времена. Плохо закончилось, и не только для зачинщиков. Пойми, обладающий достаточной Силой чувствует, когда подвергается чужому воздействию. Другой вопрос, что не всегда может этому противостоять. Но если вдруг — сможет? Тот, кто пытался, уканэ — считай, выдал себя.
— Щит, — вполголоса проговорил Огонек.
— То есть?
— Щит от чужой Силы…
Тот, на Юге, его не ставил… во всяком случае, не всегда. Обмолвился как-то, что достали упреки брата.
Здесь, в Тейит, он много наслушался о том, кто Кайе на самом деле. Хотя и в Астале уже понял… Но одно дело понять самому, другое — слушать чужих, которые наслаждаются рассказами всяких ужасов — и тем, как надо бы избавиться от подобного существа. Поначалу злился и старался уйти или хоть не обращать внимания — пусть говорят… Потом смирился. Только вот до сих пор никак не желал складываться воедино образ резкого, грубоватого, но в целом доброго и веселого товарища, который так много дал Огоньку, ничего взамен не прося, кроме дружбы, и жестокой неукротимой твари, сжигающей леса и убивающей людей проще чем комаров. Нет, он знал, что это так и есть. И шрамы на боку напоминали — всё так. Только вот…
— Ты что, заснул? — донеслось обиженное.
Атали, девочка с длинной косой, узким и острым личиком. Он чувствовал ее Силу — иную, чем у южан. Сила эта перекатывалась бусинами-каплями, казалось, ее можно перебирать в пальцах, как ожерелье.
— Ты сейчас стал таким… Порой я тебя боюсь, — сказала она, и глаза ее, неподвижные в моменты тревоги, казались непомерно большими.
— Меня? Но почему, Атали?
— В тебе горит темное пламя, хоть и небольшое… вот такое, — она показала кончик мизинца, — Хоть ты и не хочешь признать этого.
Нашла, кого пугаться, в мыслях невесело говорил подросток. Если бы увидала его… Испугалась бы, да, а потом? Надеюсь, не попыталась бы нападать. Бежала бы или поставила эту вашу защиту. Но он сминает любые щиты, сносит их одним не ударом даже — касанием. Он действительно жестокая тварь, Атали. Но он подарил мне — меня.
Побывав в квартале гончаров, загорелся идеей: видел у них в изобилии фигурки животных. Приволок в Ауста большой комок глины, размял его и теперь пробовал свои силы в лепке. Не сказать, что хорошо выходило: грис получилась похожей на четырехногую индейку, туалью — на дохлый моток веревки… Атали зашла, когда он вдохновенно лепил припавшего на передние лапы энихи, прокралась в уголок и сидела тихо. Честное слово, зверь удавался… движением пальца чуть закрутил вбок его хвост, опустил голову… определенно, этой работы можно было не стыдиться. Зверь из темно-коричневой глины стоял на доске, как живой, только маленький — будто Огонек смотрел издалека. Вот-вот, и прыгнет… на кого?! Противный липкий комок пополз от желудка к горлу; одним движением Огонек смял в кулаке остаток глины, потянулся было к фигурке — и руку отдернул.
Атали изумленно смотрела, как счастливая улыбка сменилась на лице Огонька страхом и неприязнью. А тот угрюмо поднялся, убрал в сторону доску и глину, ополоснул руки. Вопросительно взглянул на Атали.
— Послушай, — она заметно смущалась. — Можно тебя спросить?
— Ну, спрашивай.
— Я не могу понять одной вещи. Тебя подобрали у дикарей, сбежавшего с юга. Голодный грязный оборванец, который все равно предпочел полуживотных южанам. Ты же порой говоришь о том… человеке так, словно он тебе чуть ли не другом был.
— Что? — в первый миг Огонек искренне удивился.
— Лицо у тебя застывает, словно уносишься мыслями далеко-далеко… ты же должен его ненавидеть.
— Да ну тебя, — сказал мальчишка; за шиворот ему словно сунули улитку.
— Знаешь, даже когда ты молчишь о нем, это весьма выразительно выглядит! — заявила девчонка. — Разве он стоит привязанности?
— А ты всегда знаешь, что ее стоит?
— Знаю, конечно! — с вызовом сказала Атали. — Любой разумный человек знает, отчего возникает привязанность и почему она проходит.
— Я и забыл, что северяне знают про все на свете!
— Да
