Урсула Ле Гуин - Легенды Западного побережья (сборник)
У Гэтов и Таггов не было ни водопровода, ни канализации, ни электричества. Предыдущая королева в неуместном порыве сострадания или того, что называется «ноблесс оближ», приказала, правда, провести электричество в основной дом старинного хозяйства, состоявшего из бесчисленных лачуг и сараев, то есть собственно «коммонс», и грязного двора, где сопливые пострелята играли в загаженных автомобилях-развалюхах и огромные собаки, натягивая короткую цепь, все пытались дотянуться до покрытых свалявшейся шерстью овец. Овцы принадлежали двоюродной бабушке Йоли; они постоянно слонялись по двору среди вонючих бочек, где вымачивал кожи красильщик дядюшка Агби. Однако в первый же день мальчишки перебили все электрические лампочки из рогаток, а бабушка Гэт ни за что не соглашалась включить электродуховку, предпочитая печь пирог из плодов хлебного дерева в старой проржавевшей насквозь дровяной плите. Мыши и крысы постоянно жрали изоляцию и устраивали короткие замыкания. В общем, основным ощутимым результатом, достигнутым при электрификации дома коммонеров, был омерзительный липучий запах зажаренных заживо крыс.
Как правило, коммонеры избегали иностранцев и взирали на них с тупым равнодушием – как, впрочем, и особы королевской крови. К тому же в коммонерах то и дело вскипал патриотический фанатизм, и они начинали швыряться в туристов мусором. Когда об этом сообщали королю, он тут же опубликовал краткое заявление о том, что пребывает просто в шоке: оказывается, жители Хегна совсем позабыли о традиционном гостеприимстве! Но на королевских приемах я и сама частенько слышала довольные смешки и шепот: «Пусть, пусть эти иностранные попрошайки получат как следует!» Ведь, в конце концов, туристы здесь тоже считались простолюдинами; хотя У НАС некоторые из них простолюдинами отнюдь не были.
В итоге тамошние простолюдины переняли у нас одну отвратительную привычку. Они все лет с шести-семи стали курить американские сигареты; у всех пальцы пожелтели от никотина, дыхание стало зловонным, и всех мучил ужасный мокрый кашель. Кузен Кэдж, один из бледных толстяков, которых я видела на похоронах Сисси, занимался весьма доходным бизнесом – добывал контрабандное курево с помощью своего сына-карлика по кличке Коротышка, который работал в гостинице АПИМа – чистил там туалеты. Молодежь из числа августейших особ частенько прибегала к его помощи, покупая у него сигареты и тайком их покуривая. Эти глупцы прямо-таки наслаждались собственным дурным поведением, тошнотой и ощущением того, что хотя бы на несколько минут стали действительно вульгарными, превратились в настоящее отребье.
Я покинула Хегн еще до того, как у Чики родился ребенок. Внимание августейших особ было уже полностью приковано к этому событию, сильно подогретое публичными заявлениями Чики о том, что, как она абсолютно уверена, маленький ублюдок будет полным идиотом и родится без рук и без ног – а чего же еще ожидать в таком случае? Августейшие особы четырех королевств и не ждали ничего иного. Точно завороженные этим ужасным грядущим событием, этим генетическим несчастьем, они ждали появления на свет омерзительного крошечного плебея, чтобы потом всплескивать руками, гневно стучать ногами, вздыхать и содрогаться от ужаса. Не сомневаюсь, Чики свое дело знала отлично и обеспечила им именно то, чего они и ожидали.
Страшные сказки Махигула
Когда я оказываюсь в Махигуле – в наши дни на редкость мирном, хоть он и обладает исключительно кровавой историей, – то большую часть времени всегда провожу в Имперской библиотеке. Многие наверняка сочли бы это чрезвычайно скучным занятием, тем более в ином мире, но я, подобно Борхесу, считаю, что рай – это нечто, очень похожее на библиотеку.
Большая часть Имперской библиотеки Махигула расположена под открытым небом. Архивы, книгохранилища, дискеты, компьютеры – все это, разумеется, находится под землей, в подвальных помещениях с высокими сводчатыми потолками, где температуру и влажность можно легко контролировать; а над этим огромным комплексом вздымаются воздушные аркады и горбатые мостики, взгляду открываются таинственные пещеры и бесчисленные зеленые лужайки, скверы и маленькие парки. Это и есть Читательские Сады Библиотеки. Здесь можно найти и аккуратно выложенные плиткой внутренние дворики, похожие на двор монастыря, и широкие парковые аллеи, и лесистые долинки, и небольшие холмы с зелеными рощами, и заросшие травой поляны, окруженные изгородью из цветущих кустарников. Все это исключительно тихие уголки. Там не встретишь толп народа; там можно поговорить с другом или устроить небольшую групповую дискуссию; там всегда можно наткнуться на какого-нибудь поэта, который громко выкрикивает свои стихи, считая, что вокруг больше никого нет, и там действительно всегда найдется возможность уединиться для тех, кто мечтает об одиночестве. Во дворах и патио библиотеки всегда есть фонтан; иногда это просто тихий спокойный бассейн, постоянно пополняющийся из артезианской скважины, а иногда – каскад водопадов, где вода устремляется вниз по широким ступеням. По всему просторному парку вьются многочисленные притоки большого чистого ручья, и на них тут и там устроены миниатюрные живописные водопады, так что постоянно слышишь журчание воды. В парке сколько угодно очень удобных и почти невесомых кресел, которые легко передвинуть или перенести с места на место; некоторые из них вообще лишены ножек и представляют собой просто раму с полотняным сиденьем и спинкой, так что, если угодно, можно устроиться прямо посреди лужайки на короткой зеленой траве, удобно откинувшись на спинку шезлонга. Есть там, разумеется, и обыкновенные столы со стульями, и большие шезлонги в тени под деревьями. Но что особенно замечательно, все эти сиденья подсоединены к центральному компьютеру, и вы всегда можете включить ваш трансломат, не вставая с кресла.
Климат в Махигуле прелестный. Там сухое жаркое лето и почти такая же осень; а весной, во время теплых ровных дождей, от одной аркады к другой перекинуты длинные тенты, и можно по-прежнему сидеть не в помещении, а на воздухе, слушая тихий стук капель по натянутой над головой материи, и, подняв глаза от книги, за краем тента видеть мокрые листья деревьев и бледное небо. Или можно устроиться под каменной аркой, которыми окружены тихие серые патио, и смотреть, как дождь пляшет на поверхности маленького пруда, заросшего лилиями. Зимой в Махигуле часто бывают туманы, но не холодные, а напоминающие, скорее, легкую летнюю дымку, сквозь которую вот-вот, кажется, проглянет теплое солнце; эта дымка цвета молочного опала смягчает очертания лужаек на склонах и высоких темных деревьев, как бы приближая их к вам, делая ваши отношения более таинственными и более интимными.
Так что, едва прибыв в Махигул, я сразу иду в Имперскую библиотеку, приветствую тамошних терпеливых и знающих библиотекарей, с наслаждением роюсь в запасниках и в итоге непременно нахожу какую-нибудь интересную прозу или историческую работу местного автора. В принципе, здесь почти вся проза имеет исторический подтекст, потому что история Махигула превосходит любой художественный вымысел. Эта история исполнена печали и насилия, однако в таком чудесном месте, как Читательские Сады, отчего-то и не страшно, и даже разумно открыть ум и душу тому безумию и боли, которыми отмечено прошлое этого мира. Итак, предлагаю вам несколько историй из числа тех, что мне довелось прочесть на мягкой траве у ручья под нежарким осенним солнцем Махигула или же в глубокой тени тихого маленького патио жгучим летним полуднем.
Даводоу Неисчислимый
Когда Даводоу, пятидесятый император Четвертой династии Махигула, взошел на трон, немало статуй его деда Андоу и его отца Доуводе уже стояло в столице Махигула и в других городах. Но Даводоу приказал резчикам их переделать и велел, чтобы у всех статуй было его собственное лицо. По его приказу также было вырезано немало новых каменных изображений Даводоу. Тысячи ремесленников трудились в огромных гранильнях и мастерских, высекая из камня некий идеальный лик императора. Если учесть и все переделанные старые статуи, которые обрели теперь лицо Даводоу, и все новые, то статуй этих стало так много, что для них не хватало пьедесталов и постаментов, не хватало ниш, в которые их можно было бы поместить, и теперь их ставили просто на обочинах дорог, на перекрестках, на ступенях храмов и общественных зданий, посреди скверов и городских площадей. Поскольку император продолжал платить скульпторам за то, чтобы они вырезали как можно больше его изображений, а гранильни старались как можно скорее от этих статуй избавиться, то вскоре каменные изваяния перестали ставить поодиночке, и целые их толпы стояли без движения среди живых людей, спешащих по своим делам. Статуй императора было полно в любом городе и селении королевства. Даже в маленьких деревнях имелось десять-двенадцать каменных императоров Даводоу; они торчали либо на главной улице, либо просто в проулках, среди свиней и кур.
