Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

— Зачем ты убиваешь далайн? — спросил уулгуй.

— Какое тебе дело до далайна? — вопросом на вопрос ответил илбэч. — Ты давно умер, тебя нет нигде кроме моей памяти, и раз мне не нужен далайн, значит, его судьба не должна волновать и тебя.

Уулгуй покачал головой.

— Ты ошибаешься. Я не умер и никогда не умру, хотя ты и пытаешься убить меня. И я спрашиваю: зачем?

— Так ты… — Шооран судорожно глотнул, не в силах выговорить имя, — …ты — Многорукий?.. ты бог далайна?

— Не все ли равно, кто я? Может быть, я и в самом деле только эхо твоих мыслей, возвращенное пустым шаваром. Но мои вопросы от этого не меняются. Посмотри, что ты сделал с миром! Я устроил вселенную, дав ей закон и порядок. Всему были положены границы — даже мне, и большинство людей жило, не зная страха шавара.

— Ты положил границы не только шавару, но и людям. Твои правила, границы и авары сковали их. Я был в тюрьме и знаю: лучше вообще не жить, чем жить в темнице.

— Ты был наказан, сидел среди собственного кала и жрал тухлятину, а я давал людям столько хлеба, мяса и вина, сколько могла принести земля. Не я виновен, что вам было мало этого.

— Я жил в алдан-шаваре и ел хлеб и мясо, сколько мог вместить. Но я был заперт. Не только моим делам, но и словам была положена граница, братья решали за меня, когда мне надо рисковать, а когда пребывать в неге. Я сполна хлебнул сладкой жизни и знаю: лучше вообще не жить, чем жить так.

— Это твои слова, но что скажут остальные люди, захотят ли они пропадать по чужой указке? Ведь даже каторжники разбежались не все. Кто дал тебе право решать за других — жить им или умирать?

— Люди, ставшие бовэрами, недостойны жалости. Мне нет до них дела.

— Я вижу, добрый илбэч, ты еще страшней, чем я. Думающий как ты, может и победить, а если бы люди пережили тебя, то ты остался бы в их памяти великим богом. Тогда нас стало бы трое: старик, сделавший все и не делающий ничего, я — его тень и истинная суть, и ты — предвечный и единосущный сын и вместе с тем — лучшее из творений, пришедший во имя любви и убивший мир. Жаль, некому будет полюбоваться на такую троицу. Но запомни, илбэч, я сделаю все, чтобы этого не случилось. Я долго уходил от тебя, дальше отступать некуда.

Тяжелый удар прилетел извне в самые глубины шавара. Шооран вскочил, стряхивая остатки сна. Звук был слишком и безнадежно знаком: на оройхон выходил Ёроол-Гуй. А потерявший бдительность илбэч спал в самой глубине шавара!

Не было времени думать, что это конец, что спасение немыслимо, и любые попытки — бесполезны. Шооран побежал, спотыкаясь о неровности необработанного пола и ударяясь о выступы стен. Он благополучно выбрался в верхний ярус, хотя это не имело никакого значения, у Многорукого было достаточно времени, чтобы занять весь оройхон.

Шооран давно потерял ориентировку, бежать приходилось наугад, выставив вперед руки, чтобы не раскроить себе голову. Такое передвижение напоминало не бег, а смешные подпрыгивания. Хотя смеяться не стоило — снаружи доносилась привычная какофония разрушения: плеск влаги, скрип, скрежет и треск ломаемого камня.

Красный, почти невидимый в темноте отблеск обозначил стену. Там мог быть выход, и Шооран, не раздумывая, свернул туда. Он очутился в одном из залов с окнами под потолком. Вечерний свет нехотя рассеивал здесь тьму, кровавил нагромождение пористых глыб на полу. Одно из окошек было достаточно широким, чтобы мог пролезть человек. Шооран вскочил на кучу камня, прыгнул, раскровянив руки вцепился в края лаза. Ему удалось заклиниться в узком отверстии, перехватить руки и наконец, изодравшись об острые края и распоров жанч, выдраться наружу.

Он очутился на вершине одного из суурь-тэсэгов. Близился вечер, небесный туман переливался всеми оттенками карминового, алого, рыжего и бордового. Наступала та минута, когда мир кажется залитым кровью. Все это отложилось в памяти за то мгновение, пока Шооран оглядывался, выбирая, куда бежать дальше. Ёроол-Гуй был совсем близко, но еще не достиг этого, крайнего из суурь-тэсэгов. Шооран не удивился медлительности противника, как не поразился и тому, что вообще сумел вылезти из-под земли. Если он останется жив, у него будет время призадуматься на досуге. Шооран не оценивал ситуации, ни о чем не думал, он просто обнаружил себя бегущим по склону, и ноги сами выбирали направление: прочь от ползущего Ёроол-Гуя и, по возможности, влево, где проходит спасительный поребрик. Земля, не успевшая осклизнуть нойтом, удобно ложилась под ноги, ни один валун не подвернулся под стопой, никакая ямка не заставила споткнуться.

«Убегу!» — запела радостная мысль.

Поребрик приближался с каждым шагом, а Ёроол-гуй двигался непривычно медленно и словно вслепую. Одним прыжком Шооран перемахнул поребрик, поскользнулся на нойте, которого здесь хватало с избытком, упал, но тут же вскочил и закричал ликующе:

— Что, гаденыш, не вышло?!

Потом он замер и попятился. То, что он увидел, нарушало все законы, вросшие в плоть за две дюжины лет, что прожил он на свете. Ёроол-Гуй полз по двум оройхонам сразу, не обращая внимания на прежде неприступный поребрик. Также переливалось тело, взлетали и падали щупальца рук, хлюпал нойт и плакал камень.

Происходящее напоминало дурной сон, и словно во сне Шооран побежал. От былого воодушевления не осталось и следа, но все же он бежал старательно и быстро, как бегал множество раз до того. Ёроол-Гуй полз следом, медленно, очень медленно, но все же быстрее, чем может бежать человек. Новый поребрик появился почти сразу, оройхон, по которому метался Шооран, выходил на далайн углом, и поребрики были близки. Шооран ничуть не удивился, что Ёроол-Гуй был и здесь. За четверть часа мир вместе со всеми привычными законами полетел кувырком.

Ёроол-Гуй двигался рывками, очевидно и ему непросто давалось происходящее. Иногда он замирал, и тогда Шооран увеличивал дистанцию, но затем преследователь выстреливал вслед беглецу несколько рук разом и сокращал расстояние. Один раз гибкая рука шумно упала впереди, преградила дорогу, растопырив липкие пальцы, каждый из которых был похож на многоногого жирха, но Шооран, метнувшись с полуразрушенного тэсэга, сумел перескочить ее, на задев отростков.

Никчемной помехой замаячил впереди поребрик, Шооран, не глядя, перелетел его и побежал дальше, уверенный, что Ёроол-Гуй не остановится и здесь. Путь ему преградил черный, шелушащийся окалиной камень. В лицо пахнуло жаром. И хотя трезвое сознание услужливо шепнуло, что дальше дороги нет, Шооран вспрыгнул на авар, и лишь боль от ожогов заставила его отступить.

Последний поребрик Ёроол-Гуй не перешел. Очевидно, и сейчас он не мог удаляться от далайна больше чем на один оройхон. В набегающей тьме нервно плясали бесконечные руки, плоть собиралась в хлюпкие холмы, плохо различимые в этот час.