Ольга Денисова - Вечный колокол

Ландмаршал перестраивал свои полки, отводил назад кнехтов, не попавших в окружение, и было ясно каждому — он освобождает поле битвы для лучших своих частей: наемников, пеших и конных. Но князья продолжали рубиться бок о бок в центре боя, словно их это и не касалось, словно они не боялись, что тяжелая пятитысячная конница снова вступит в бой, сметет дружину и раздавит русское ополчение.

И конница показалась, наконец — ландмаршал выжидал, когда ополчение отойдет от крепостных стен настолько, чтоб не успеть укрыться в случае неожиданного нападения. Конные наемники показались из-за Великой — казалось, они давно стояли под прикрытием леса. Но и тут князья не дрогнули и не поменяли тактики боя.

— Конница, Мстиславич! Конница! — крикнул Ширяй, и он был не один.

Смятение едва не опрокинуло русские ряды, когда Тихомиров крикнул:

— А ну спокойно! Чему быть — тому не миновать!

И это после того, как под Изборском он чуть ли не силой заставил их отступать к лесу!

Тяжелые кони вышли на лед — аршинный лед конца морозной зимы. Он бы выдержал и больший вес… И когда передние ряды достигли середины Великой, три взрыва подряд прогремели над рекой. Это были не те взрывы, которыми ломали лед перед западной стеной крепости — черный дым взлетел в небо с белого снега, вода выплеснулась вверх, и хруст льда показался долгим продолжением взрывов: трещины побежали в разные стороны, соединяясь в широкие полыньи.

Передние ряды конницы снесло взрывами, кого-то накрыло водой, кого-то затащило под лед, кто-то не успел остановиться и съехал в воду, кого-то столкнули в полыньи следующие ряды — ужасающее зрелище давки в тяжелой коннице на белом снегу на минуту остановило бой. Немцы тонули сразу — доспехи не позволяли продержаться на поверхности и секунды, и вскоре спокойная вода в широких трещинах преградила путь остальным всадникам.

Млад вспомнил свой «подвиг» на войне с татарами — а ведь кто-то заложил порох под лед! Да так, что немцам даже в голову не пришло, что напротив их лагеря идет такая работа! И кто-то поджег огнепроводные шнуры…

Взрыв стал сигналом к отступлению — все понимали, что конница обойдет полыньи выше по течению Великой. Но им придется идти лесом, искать пологий спуск, и при этом, ступая на лед, ждать еще одного взрыва… А солнце перевалило за полдень!

Ландмаршал быстро оправился от удара — полки ландскнехтов ударили в западную оконечность строя ополченцев, отрезая путь к отступлению, туда, где их не могла достать русская конница, завязнувшая в центре боя. Со стен по наемникам ударили лучники, но стрелы с трудом пробивали тяжелые доспехи.

Теперь ополчение вело бой на две стороны. Тихомиров развернул студентов против ландскнехтов — ему ничего больше не оставалось. Студенты дрогнули — слишком свежо было воспоминание об Изборске. Наемники отличались от хлебопашцев не только опытом, силой и хорошим вооружением — они ничего не боялись и, казалось, не щадили своих жизней. Млад думал, что впечатление это обманчиво — он не мог поверить, что люди, идущие на войну за деньги, желают победы так же как те, кто защищает Родину. Тогда ему не приходило в голову, что это их ремесло, и, как каждый ремесленник, они гордятся своей работой.

Насколько легко ополчению далась победа над кнехтами, настолько же тяжело пошел для них бой с наемниками. Млад не успевал подставлять щит под удары коротких мечей, ему ни разу не удалось пробить крепкую кирасу ландскнехта, студентам же, с их топорами, оставалось только защищаться — деревянное древко не могло сравниться с тяжелым железом меча. На помощь ополчению из крепости вышел резерв — около тысячи ратников, что готовились принять врага на стенах. В победе защитников крепости не было никаких сомнений, речь шла только о ее цене… И немцы сделали все, чтоб цена эта оказалась высокой.

Солнце клонилось к закату, когда конница прорвалась к стенам Пскова — для ландскнехтов не было никакого смысла продолжать бой, но они дрались с тем же упорством, что и в самом начале схватки. Они вообще не знали усталости. Млад с трудом поднимал меч, его силы едва хватало на то, чтоб не дать пробить себе голову. Рука, сжимающая рукоять, онемела, пальцы словно свело судорогой, левая же кисть с отбитыми пальцами вот-вот должна была разжаться и выронить щит.

Ландмаршал дал приказ к отступлению, и наемники отступили бы, но путь им преграждала конница, им ничего больше не оставалось, как пойти на отчаянный прорыв: поразительно, как быстро их командиры умели принимать решения, и как быстро потрепанные полки смыкали ряды. Для боя с конницей у них были только короткие алебарды с гранеными копьями на концах, и строй мгновенно выставил их вперед.

Конница тоже готовилась встретить прорыв наемников — князь Тальгерт махнул руками, приказывая ополчению разойтись в стороны.

— Освободите им дорогу! — крикнул Тихомиров студентам, — пусть уходят!

— Ребята, в стороны! К стенам, отходите к стенам, — подхватили сотники его приказ.

Оказавшись вдруг без противника, студенты растерянно смотрели по сторонам, опустив руки. И двинулись к стенам вразнобой, толкаясь и налетая друг на друга.

— Вдарить по ним напоследок… — услышал Млад сзади и оглянулся: кто, как не Ширяй, мог это предложить!

— Я тебе вдарю, — огрызнулся он, — к стенам. Быстрей. Они сейчас вас просто сметут!

— А на щиты? — тяжело дыша, спросил с другой стороны Добробой, и его подтолкнули сзади.

— На какие щиты? — рявкнул Млад, пропуская его вперед, — отходим!

Но ландскнехты не стали дожидаться, пока ополчение освободит им путь — для плотного строя, готового столкнуться с конницей, рассеянные ряды пехоты не были препятствием. С воинственным воем наемники пошли на прорыв: ополченцы едва успели выставить щиты, когда остроконечные копья на саженных древках врезались в разрозненную толпу.

Ни о каком перестроении студентов не могло быть и речи — кто смог, тот отступил. Млад развернулся лицом к строю наемников, отталкивая ребят спиной и надеясь прикрыть их щитом.

— Мстиславич! Я с тобой! — рядом встал Ширяй.

— Отходи! — успел крикнуть Млад, когда с другой стороны от него встал Добробой, и еще человек пять, выставив щиты вперед, образовали заслон для остальных отступающих.

Млад мог бы отойти еще на несколько шагов, но не смог сдвинуть с места это жалкое прикрытие.

Ландскнехты врезались копьями в их щиты. Млад видел, как Ширяя удар отбросил в сторону, он видел даже, как покатился по снегу его щит, видел, как двое ребят падают под ноги наемникам, и как копье алебарды бьет в неприкрытый бок Добробою, видел, как взлетает шестопер над головой у него самого, и как опускается вниз, на лицо, и подумал еще, что и дед его не любил шлемов с наносником — неудобно смотреть. Наверное, он успел нагнуть голову, потому что в глаза ему ударил свет заходящего солнца, и показался сначала белым, а потом черным.