Ирина Сыромятникова - Разрушители

— …и все обсудить, — запоздало чирикнул несчастный.

Внимание Лорда сгустилось вокруг заклинателя. Судя по тому, как побледнел Гверрел, теперь он осознал, какого размера проблема нависла над ним. Я поспешил ему на помощь:

— Этот человек спас мне жизнь. — Что было истинной правдой.

Довод был убийственный. Папа окинул наглеца тусклым взглядом (у Гверрела хватило ума не дерзить) и смилостивился.

— Сможешь ли ты объяснить этим людям основы этикета? — В голосе отца звучало оправданное сомнение.

— Да, папа, — серьезно кивнул я.

— Займись этим! — величественно повелел он, развернулся и ушел, многозначительно бряцая шпорами.

Едва спина Лорда скрылась за дверями, к Гверрелу вернулся нормальный цвет лица.

— Каково, а? — вполголоса принялся возмущаться заклинатель.

— Он — Великий Лорд, — терпеливо объяснил я, стараясь подбирать доводы, понятные Серому. — Это чин выше генерала. К нему надо обращаться «сэр». Его время дорого. Чтобы задать ему вопрос, надо сначала спросить разрешение. Но еще лучше — спрашивать не его, а меня. Я сам у него все, что надо, выясню.

Я повернулся к Хареку, гадая, какое действие эта сцена оказала на него. Сотник смотрел на Гверрела с мстительным удовлетворением.

— Великий Лорд?

— Да.

— Папа, значит.

— Точно.

— Крут.

— Не то слово…

Очевидно, в глазах Харека способность человека одним взглядом заткнуть Гверрела искупала все остальные недостатки.

В итоге нас всех скопом поселили в гостевых комнатах на третьем ярусе — лучшее трудно было придумать. Можно было поужинать вместе (если поблизости не окажется никого, озабоченного этикетом), а также обсудить все в узком кругу (вдруг Гверрел действительно скажет что-то дельное). Я шел, выпрямившись в полный рост и блаженствуя от обилия свободного пространства. Кто бы знал, как мне надоело следить за локтями! Мастер Ребенген упорно молчал. Не ожидал я от него такой злопамятности. Может, извиниться за свой длинный язык? А лучше — объяснить, что мы очень вовремя изложили свою версию событий, потому что донесения от агентов начнут поступать только сейчас (ввиду всеобщего коллапса амулетов связи), и если на выходку Сандерса еще могут не обратить внимания, то на исчезновение магии в целом городе — точно нет.

И тут странная мысль поразила меня.

— Я вот о чем думаю, мастер Ребенген… А мой отец знает, что я Разрушитель?

— А кто ему мог об этом сказать? — хмуро поинтересовался маг.

Я запнулся. Действительно, кто? Орден в лице председателя Нантрека, который был полон решимости перестраховаться? Пограничные Стражи?

— Из Обители Мормы вперед нас вернулась куча народа!

Наставник вздохнул:

— Даже там о твоих способностях знали не все. Магов Бастиан не любит, а Стражи… Ответь себе на вопрос: может ли Пограничный Страж, в каком бы звании он ни находился, хотя бы допустить мысль, что его Лорд и повелитель чего-либо не знает?

— О! Глупо вышло…

— Думаю, тебе самому надо с ним поговорить, Гэбриэл. И чем быстрее, тем лучше.

— Вот чем кончается эта страсть к ограничению информации! — фыркнул Гверрел. — Правая рука не знает, что делает левая. Самим не смешно?

Я промолчал. В чем-то заклинатель был прав. Гверрел ободрился.

— Сущность подменяется видимостью! И так во всем. Вот… — на глаза попалась пара каменщиков с мастерками и ведром известки, приводившая в порядок потолок и стены в угловом проходе, — класть штукатурку прямо на грибок! Да она же через год отвалится! Неуважение к самим себе. Кому нужен этот мартышкин труд, спрашивается?!

И тут я сделал то, о чем мечтал почти что с первого дня путешествия: взял Гверрела за плечи, повернул к себе спиной и наподдал коленом. Заклинатель аж затарахтел от возмущения.

— А ну-ка иди отсюда! Люди делают дело, как умеют. Ты их обидеть хочешь? Знаешь, как лучше, — найди дежурного и предложи помощь, я поддержу. Советчиков навалом ходит, а как до дела, так никого!

ГЛАВА 35

Некоторые говорят, что испытания посылаются нам для совершенствования. Тогда следует признать, что ощипанный петух — идеал красоты.

Впервые за много дней Ребенген не стал принимать перед сном никаких снадобий. Как и ожидалось, это вызвало общее недомогание и массу неожиданных эффектов, вроде скачков остроты восприятия, когда чародей то слышал сквозь стену обиженное бормотание укладывающегося спать Гверрела, то чувствовал себя словно закутанным в вату.

Отказаться от зелий в пути он не решался, хотя давно уже перешагнул черту, за которой эликсиры из походной аптечки становятся небезопасными. В дороге ему нужна была быстрота реакции, концентрация на грани возможного и притом спокойствие. Думать о собственном здоровье времени не оставалось. К завершению своей миссии чародей пришел выжатый как тряпка. Даже если бы Нантреку удалось убедить повелителя Шоканги отпустить сына в Ганту, Россангу или куда-то еще, ордену пришлось бы искать ему другого сопровождающего.

Но что-то подсказывало Ребенгену — никуда они не поедут. Повелитель Шоканги сдержал слово: до его возвращения он ничего (действительно ничего) не предпринимал. Не ругался с Нантреком, не теребил Мартела, не устраивал массовых облав и не расставлял по дорогам чумные кордоны. Возможно, Бастиан смог бы выйти на Сандерса быстрее всех чародеев мира, но и этого он тоже не делал. Что было к лучшему, учитывая, какими средствами до недавнего времени располагал сумасшедший колдун. Но теперь все клятвы и обещания были исполнены, и пришло время положиться на опыт и интуицию повелителя Шоканги. Не потому, что чародей не хотел бы помочь, а потому, что он уже неспособен был это сделать.

В томительном ожидании похмелья Ребенген лег спать пораньше, надеясь пропустить в беспамятстве хотя бы часть мерзопакостных ощущений. Не выгорело. Сна не было ни в одном глазу, в горле застрял комок, голову ломило, перед глазами весело порхали разноцветные светлячки. Чародей прикладывал к вискам уксус, ходил по комнате из конца в конец, пробовал вызвать транс, а рука сама собой тянулась к сундучку с заветными пузырьками. Пока воля побеждала искушение. Он не мог отступить: Бастиан видел его состояние и не позволит ему участвовать в деле, если он не приведет себя в порядок. Кроме того, Ребенгена начали одолевать приступы раздражения, это был тревожный признак.

Гверрел пришел к какому-то соглашению с самим собой и мирно уснул. Караулы с первой и второй стены зычно перекликались (ох уж эти Пограничные!). Двумя ярусами выше то ли спал, то ли медитировал повелитель Шоканги. А рядом, где-то совсем близко и в то же время за пределами всего, расплывалось пятно холодной, искристой темноты, словно обещание звездного неба. Если Бастиан ворожит сегодня, он не сможет такое пропустить.