Пара для дракона, или рецепт идеального глинтвейна
— Я его поймаю и убью, — вид Ирейн имела очаровательно-воинственный, и тяжелая чугунная сковорода в её руках смотрелась грозным оружием. — Он не сможет от меня долго прятаться!
Мстислава, занявшая место отражения в огромном, во всю стену, зеркале, оглядела драконью княгиню с искренним любопытством.
Минувшие полтора года здорово изменили их обеих, что немудрено.
Мстислава, стараниями приставленной к ней Чебой помощницы-зайчихи, обзавелась копной красиво уложенных косиц вместо спутанных патл, небольшой косметической иллюзией, скрывающей кривизну глаз, и сшитым редкостными мастерицами гардеробом, идеально подчёркивающим её фигуру. Конечно, писаной красавицей это все её не сделало, но в сочетании с обретённой уверенностью в себе позволяло выглядеть в очах общества «экзотичной», а не «страхолюдной». Такие нюансы очень важны, как ни крути.
Вообще-то она изначально планировала наложить на себя сложную иллюзию, дабы не позорить Михала своим диким внешним видом. Лелеяла она сию мысль ровно до того, как измыслила поделиться этой дивной идеей с Главой Медведей. Ох, как он на неё посмотрел...
— Опять? — вопросил Михал мрачно. — Вот откуда, скажи на милость, что берётся в бабьих головах? Чтобы я всерьёз согласился тебя зачем-то прятать под лживой маской, как это твоё проклятье?
— Но твоя репутация...
— Ну да, и когда я предыдущего Главу убил, и когда массовые казни во времена Звериных войн устраивал, и когда Чебу, зайца на минуточку, приютил и воспитанником официальным сделал, и когда челюсть послу Барсов сломал и хвост чуть не выдрал — это ничего, репутации не повредило. Зато твои глаза или необычные волосы — это, конечно, жуть что такое. Так получается? Мне же, в твоем понимании, так важно, что про меня окружающие думают. Прям ночей не сплю, знай себе, гадаю, нравлюсь я им, али не особо! И вообще, тебя может, ещё в ткань на ирребский манер завернуть — для общественного и твоего покоя?
Она открыла рот, дабы признаться, что задумывалась о таком варианте — но закрыла, встретившись с Михалом глазами.
— Нет, серьёзно? — хмыкнул медведь, распаляясь. — Ты мне объясни популярно, чтобы дошло: как ты всё это себе представляешь? То есть, думаешь, какая-то тварь посмеет открыть рот или плохо в твою сторону глянуть — и я спущу такое? Или считаешь, кого-то из политиков потянет оценивать степень твоей красивости? А то у них других дел днём с огнём не сыскать! Понятно, что за глаза говорить будут: ты моя пара и всегда на виду. О тех, кто на виду, говорят всегда. И я тебе открою секрет: будь ты хоть сияющим, мать его, божественным воплощением, дурные языки это не остановит. Что приписать — всегда найдут. Уж прости, но бегать по бабьим горенкам и слушать, что они там городят, я не намерен. И тебе не советую. У нас, знаешь ли, и без того дела есть — реформа законодательная Чебина, например. Вот на ней и сосредоточься.
Она заморгала. Это был первый раз, когда Михал повысил на неё голос.
— Всё! — распалился меж тем медведь ещё больше. — Достала!
И взвалил её на плечо.
— К-куда? — робко уточнила она.
— Переубеждать, пока дурь из башки не выветрится.
— А... реформы?
— Чеба разберётся! — рыкнул оборотень. Мстислава сочла за лучшее повиснуть у него на плече послушной колбаской и тихонько фыркнуть.
Ну, что сказать? Прав тогда Михал оказался по всем статьям: и Чеба разобрался — целых три дня сам рулил всем, шутка ли! — и у неё дурь из башки все же выветрилась.
*
Ирейн тоже изменилась. Раньше дорогие киото смотрелись на ней чуждо, дворфьи драгоценности выглядели не вполне органично, а в самом облике мелькало что-то неправильное, отчего она всё же казалась скорее девочкой, без спросу примеряющей мамино платье, чем княгиней.
Время изменило это. То не были какие-то очевидные перемены, всё пряталось в деталях. Иная осанка, наклон головы, немножечко по-другому сдвинута выбившаяся из традиционной драконьей прически прядка пшеничных кудрявых волос, браслеты выбраны так, чтобы подчёркивать запястья, наряды сидят, как влитые, и покрой их куда проще. «Так меняются счастливые люди», — подумала Фло, и это, конечно, была правда. Но не вся.
Даже сквозь зеркальную гладь, притупляющую чувства, Мстислава чуяла: сменился ритм, в котором билось средоточие ментальной магии княгини, стали более целостными потоки. Ведьме оставалось только восхититься талантом и силой неведомого мастера, с которым Ирейн проводила три дня в декаду — ну и, конечно, её волей. После всего, что некогда сотворили с её магией, овладение ментальным даром не могло быть ни лёгким, ни, увы, безболезненным.
Но результат того стоил. Она стала куда спокойнее...
— Убью придурка чешуйчатого!
... по большому счету.
— Что он натворил на этот раз? — уточнила Мстислава, заинтригованная: Ирейн, привыкшая к выходкам своего, прямо скажем, слегка излишне взбалмошного супружника, так отреагировать могла только на совсем уж дивные дива.
— У нас будет отбор женихов, — сказала Ирейн устало.
— Атавизм, однако... Для кого, интересно?
— Для Веты.
Фло покосилась на сковороду со все возрастающим пониманием.
— Для нашей Веты? Твоей двухлетней дочери?
— Можешь себе представить! Она, мол, человек, люди живут недолго — так давай же искать ей нелюдя в пару, чтобы вечностью поделился! Жениха потом — в утиль, а Вета — вот она, с длинной жизнью!
Фло потёрла переносицу.
— А что думает по этому поводу Казначей?
— Дословно: «Это все несколько чересчур эксцентрично». Что с казначейского на человеческий переводится примерно как «Вы спятили». Но Тира не переубедить, ты же знаешь, каков он — если уж меня, человека, парой решился признать, что о каком-то отборе говорить. Тьху!
— Кхм, — кашлянула Мстислава. — Всё, что я могу тут сделать — подсказать тебе рецепт успокоительного на моровых травах. Роскошный состав…
