Феликс Крес - Королева войны

Кони перешли на галоп.

К. Б. И. Онес рядом с младшим на два года Кенесом мчался навстречу великому воину и вождю, которого никогда не считал братом, но мог бы уважать, ценить и даже даровать ему дружбу. Однако он не мог примириться с фальшивым свидетельством негодяйки мачехи, которая опутала его больного отца, а затем именами предков рода вытирала полы в бесчисленных дартанских спальнях.

Его благородие К. Б. И. Кенес, наследник имени великого рыцаря, жившего много веков назад, наклонив копье, скакал плечом к плечу со своим старшим братом, желая оказать почет верности и заслугам армектанского солдата, который полюбил Дартан и всю жизнь душой и сердцем служил своему господину. Кенес знал и понимал армектанскую идею войны-Арилоры. Он не верил, что каждый, взявший в руки оружие, достоин называться ее сыном. Но он готов был поверить, что каждый может получить право на равный бой с дартанским рыцарем, даже если по рождению ему не полагалась подобная привилегия. Ранезен был достоин того, чтобы признать за ним такое право.

Четыре могучих коня, несших на себе всадников, столкнулись в одной точке поля боя. Посреди грохота ударяющихся о доспехи и щиты копий один из всадников вылетел из седла, трое остальных разъехались в разные стороны. Остановленные крепкими руками, кони встали и развернулись. Рыцарь, придержавший своего коня первым, отбросил обломок копья, соскочил с седла и пошел к сброшенному на землю противнику. Однако до пешего боя не дошло. Армектанский солдат с дартанским рыцарским перстнем, сопровождаемый своей Непостижимой госпожой, уже возвращался к Шерни, которая дала ему короткую, как мгновение, человеческую жизнь, а теперь растворяла ее в своих Полосах.

Эневен и Онес остановили коней и встали друг напротив друга. Эневен со сломанным древком в руке ждал оруженосца, который приближался сзади, везя новое копье. Подняв забрало, он смотрел на брата, с трудом державшегося в седле. О пешем бое уже не могло быть и речи. Первый рыцарь королевы, один из самых знаменитых конников в Дартане, владел оружием как никто другой. Он не помнил о коне, составляя с ним единое целое, чувствуя каждое движение могучих мускулов и натянутых жил. Удар копья сорвал противнику наплечник, который теперь висел, помятый, на ременной застежке. К. Б. И. Онес уже не мог держать щит, чтобы прикрываться им в пешем бою. Борясь с болью в раздробленном плече, он мог рассчитывать лишь на то, что, снова съехавшись с Эневеном, успеет раньше достать его своим оружием.

Эневен взял у оруженосца новое копье, отбросил щит и, снова закрыв забрало, двинулся с места рысью.

Они съехались во второй раз.

Четырехгранный наконечник копья Эневена попал в точности в то же самое место, что и до этого, — но у Онеса уже не было щита, по которому могло бы скользнуть вражеское оружие. Выбив противника из седла, Эневен осадил коня и развернул его на месте. Спрыгнув на скаку на землю, он присел возле упавшего и, выхватив из ножен на поясе кинжал, нашел щель в доспехах.

— Выкуп! Назначь выкуп!

Эневен не послушался просьбы Кенеса. Добив Онеса, он встал и очень медленно, словно с облегчением, снял шлем.

— Теперь только мы… брат, — сказал он, не глядя на Кенеса.

Кенес поднял с земли щит Ранезена и швырнул его под ноги убийце брата. Эневен поднял щит цветов своего Дома, но без дубового листа, достал меч и шагнул вперед, чтобы исполнить клятву.

Сражения на лугу постепенно угасали. Новые почти не начинались. Победители из обоих сражающихся лагерей съезжались к середине ноля, чтобы лицезреть рыцарскую схватку своих вождей.

Кенес наступал на противника с ожесточенностью, которой никто не ожидал от немолодого уже человека. Однако ответной силе Эневена его сводный брат противостоять никак не мог. Обменявшись с противником тремя ударами, второй из вождей, Асенавене, уже лишь шатался и отступал под градом ударов, падавших на прикрывавший его щит. Эневен столкнулся с ним щитами, и от могучего толчка его противник упал на спину. Отступив, рыцарь позволил ему подняться — и снова атаковал с быстротой и силой, которые наверняка вызвали восхищение у зрителей. Ударив два раза мечом, победитель — ибо он был уже победителем — снова обрушил свой щит на щит противника, а когда тот отлетел назад, замахнулся и перерубил стальной бандаж на державшей меч руке, чуть выше налокотника, сорванное крыло которого отлетело в сторону. Кенес вскрикнул, падая, и выронил оружие. Эневен отбросил щит, схватил меч обеими руками и, направив острие вниз, встал над упавшим.

— Кто из вас приказал убить Денетта? Ты или он? Я хочу знать.

— Никто из нас, — ответил Кенес. — Убей меня… но ты безумен, знай об этом.

— Ложь в миг смерти. Ты хочешь так умереть, рыцарь Дома К. Б. И.?

— Кто бы ни приказал убить твоего сына… я ничего об этом не знаю. Клянусь.

— Ты поклянешься за своего брата? Памятью предков? — крикнул Эневен, опуская меч и показывая на стоящих вокруг воинов. — Ты поклянешься за своего брата? Что не он приказал это сделать и не знал о подобных намерениях? Ты готов на такую смелость?

Кенес был лишь тенью и орудием Онеса. Эневен уже совершил отмщение, ибо лежавший у его ног старый рыцарь всю жизнь был никем.

— Убей меня, — помолчав, сказал он. — Онес всегда тебя ненавидел, но не был способен на то, о чем ты говоришь. Если, однако, ты все же приказываешь мне поклясться за него… Он обо всем всегда решал сам, имел собственный разум и ничем не ограниченную свободу воли. Убей меня. Я не стану клясться.

Истекающий кровью воин не лгал, спасая жизнь. Он хотел и был готов умереть. Но он не мог поклясться в присутствии двадцати свидетелей из знаменитых родов, что его брат не приказывал убить Денетта, и даже не знал, что у кого-то из его усердных сторонников имелись такие намерения. Доказательств тому не было, в то время как у Эневена наверняка имелись какие-то доказательства и свидетели. Ведь не мог же он начать самую страшную за многие столетия войну, основываясь лишь на предчувствиях.

— Убей меня, Эневен. Я уже… устал.

После чего добавил:

— Онес не был преступником… но ради блага Дома он мог не замечать многого. Я не стану осквернять его память, он был великим рыцарем, достойным человеком и хорошим братом. Я не верю, что он мог совершить приписываемое ему преступление, но, кроме этой веры, у меня больше ничего нет. Я ни за кого не стану клясться в минуту смерти, не зная, что наверняка не запятнаю себя ложью.

Эневен понимал страдания рыцаря, который, стоя у края могилы, не мог поручиться за близкого ему человека. Ибо Онес все же был интриганом, человеком упрямым, а нередко мелочным и несправедливым. Младший брат, бывший лишь исполнителем его воли, ничего не мог знать наверняка. Так, как он и сказал, у него не было ничего, кроме веры. Никто из стоявших вокруг не мог счесть этого достаточным. Каждый из этих рыцарей хотел бы иметь возможность ручаться за своих близких, и почти никто на это бы не отважился.